— Сержусь? Да что вы! — Липкин заставил себя улыбнуться. — Вы поедете домой, будете жить-поживать да счастье наживать, как в старой сказке говорится. Вот эту вторую бумагу покажете там, дома. По ней вам окажут помощь…
— Если бы нам лошаденку какую-нибудь дали, — вздохнул старик.
— Думаю, что дадут. Счастливого вам пути! — Липкин проводил стариков и сел обратно за стол.
Мийтрей вошел снова.
— Вы по какому делу?
— Хочу вернуться домой.
— Вы знакомы с постановлением об амнистии?
— Да. Я знаю, что мне придется не сладко. Но все равно хочу домой, в Тахкониеми. Вы меня знаете?
— Слишком хорошо знаю. Вы можете уходить. Амнистия на вас не распространяется.
— Но, может быть, я… — Мийтрей перешел на шепот: — А если я окажу вам некоторые услуги?
— В ваших услугах мы не нуждаемся.
— Вот поглядите, — Мийтрей развернул веером, точно колоду огромных карт, пачку фотографий с какими-то схемами, чертежами, цифрами. — Вы не представляете, какую ценность для вас имеют эти документы.
— Убирайтесь немедленно.
— Не торопитесь гнать меня. Сперва посмотрите, потом гоните. Здесь сведения, касающиеся финской армии…
— Вон отсюда, провокатор. Мы не шпионы.
— Я оставлю их вам. — Мийтрей положил фотографии на край стола и хотел уйти.
— Вернитесь. Или я позову полицию.
— Не стоит звать.
Мийтрей вернулся, взял фотографии, разорвал всю пачку разом и бросил их в корзину для мусора.
— Стой! — закричал Липкин. — Сейчас же забери все… все… до последнего обрывка. Еще! Вон еще! Быстро, быстро. Все! А теперь убирайся к чертовой матери. И больше чтоб сюда не приходил. Запомни!
Липкин остался один. Он сидел, сжимая виски.
В дверях появился секретарь постпредства.
— Посланник интересуется, что за шум?
— Да вот приходил один провокатор, — и Липкин рассказал о визите Мийтрея.
— Что же тут удивительного, Осип Иванович? — с мягкой улыбкой сказал секретарь. — Главное — спокойствие, выдержка. Надо было сказать, что уважаемый господин ошибается. И надо улыбаться. Что мне сказать посланнику?
— Скажите, что Липкин немного погорячился, но впредь постарается держать себя в руках и говорить с улыбкой подобным посетителям: «Вы ошиблись адресом, уважаемый господин бандит… Вы ищете себе подобных, а здесь честные люди».
— Все это можно сказать, Осип Иванович, только другими словами, более дипломатично. И, конечно, улыбаясь.
— Постараюсь, — обещал Липкин.
…Осенний ветер сгибал под окнами постпредства тополя, словно испытывал их прочность. Налетая порывами, швырял в окна мокрый снег, который таял и стекал по стеклам неровными струйками.
Липкин открыл дверь в комнату ожидания.
— Пожалуйста!
Вошла женщина. Ее большие печальные глаза смотрели настороженно и в то же время умоляли помочь. На свежем еще, круглом лице женщины залегли резкие морщины и на висках была заметна седина, хотя две светлые косы, видневшиеся из-под платка, были по-девичьи крепкие и толстые.
Липкин усадил женщину, стал расспрашивать:
— Откуда вы?
— Из Тахкониеми. Из дома Онтиппы.
— Анни?
— Вы знаете меня?
— Милая Анни! — Липкин заговорил по-карельски. — Давай говорить по-нашему, на «ты». Значит, домой хочешь?
— Да вот не знаю, как быть. Пришла посоветоваться. Очень хочется домой, да вот…
— Чего ты боишься?
— Тут в бумаге сказано: «…искупить вину…» А моя вина в чем? Один раз я, правда, милиционера облаяла нехорошими словами да два раза с мужем встречалась тайком. Вот и вся моя вина. Вот Васселей… его уже нет. Могу я ехать домой? Скажи мне.
— Анни, Анни! — ласково и чуть грустно сказал Липкин. — Ничего не бойся. Даже тех, кто служил в белых войсках, амнистия прощает. Нет прощения только главарям да тем, кто и сейчас грязными делами занимается. А знаешь, кто убил Васселея? Белые.
— Белые?
— Да, Анни. Рийко нашел Васселея у Тийро. И убит он был еще до того, как красные пришли. Красные там и не стреляли.
— А-вой-вой. Так ты и Рийко знаешь? Он жив?
— Жив Рийко, жив. Служит еще, недалеко от дома.
— Тогда я еду домой. Чуяло мое сердце, что это они, белые, Васселея…
На глаза Анни навернулись слезы.
— Скажи еще вот что… Сын у меня, Пекка… Говорят, что ему не дадут поехать со мной. Помоги мне.
— Слушай, Анни! — тихо сказал Липкин, — Нет в мире такой силы, чтобы могла отобрать у тебя сына и не пустить с тобой на родину. Знаешь, кто беспокоится о том, чтобы твой сын вернулся домой? Наше Советское правительство. Наша страна… Им же принадлежит будущее Карелии — карельским детям.
Читать дальше