Антти Тимонен - Мы карелы

Кириля чуть не плакал.

— Что ты наделал? Теперь тебе ходу ни туда ни сюда. Куда же ты теперь?

— Куда? Да хоть в землю. В свою…

— Не послушался ты моего совета. Ну и человек! — Взглянув на опустевшую дорогу, Кириля заторопился: — Я пошел. Прощай…

— Туда тебе и дорога, — крикнул Васселей вслед ему. — Эй, возьми с собой эту свинью. Может, очухается, хозяином будет тебе.

Но Кириля даже не оглянулся.

Васселей остался один. Вокруг высился хмурый лес, в котором все еще раздавались отдельные выстрелы.

Дальше он не сделает ни шагу. Скоро подойдут красные. Пусть берут в плен, пусть расстреливают. Он ничего скрывать не будет. Может быть, Анни и мать узнают, что он умер на своей земле и похоронен в ней. Похоронен без креста, может даже могилы не останется. Но все-таки он будет лежать в своей земле, в карельской…

Васселей поглядел на свою винтовку. Да, сколько человек нашли смерть от его руки. Но только о двух последних выстрелах Васселей не жалел. Отец говорил: «Выбрось ты ее…» Васселей поднялся и швырнул винтовку в снег. Слышно было, как она стукнулась о дерево. С вершины посыпался снег.

С дороги послышался скрип лыж. Идут! Васселей и не думал прятаться. Пусть идут и берут его. Сопротивляться он не будет, да и оружия-то у него нет. Чтобы его заметили, он зажег папиросу.

— Эй, кто там сидит?

«Что за наваждение? Голос вроде как Мийтрея».

Васселей был готов ко всему, но умирать от руки Мийтрея он не хотел.

Васселей встал и спросил:

— А ты кто?

— Я прапорщик освободительной армии. Вы что, собираетесь сдаться красным в плен? Идите сюда! Что-о? Васселей?!

«Мийтрей — прапорщик белой армии?!» Васселея охватило бешенство. В какую-то долю секунды перед ним пронеслось все, что было. Не помня себя от гнева, он выхватил нож и, проваливаясь в глубоком снегу, бросился к Мийтрею.

Мийтрей ждал его с револьвером в руке.

В глухом лесу треснул выстрел, другой, третий. Как всегда, Мийтрей выстрелил трижды. Бил не торопясь, наверняка.

Васселей остановился. На мгновение замер, словно раздумывая, упасть ему или нет, потом медленно-медленно стал опускаться, словно выбирая место, куда удобней лечь.

Примешь ли меня, земля карельская?

Облачком взметнулся сухой снег, неслышно осыпаясь на тело Васселея.

Время приближалось к полуночи, когда Рийко въехал в Кесяярви. Деревня уже спала, только в избушке Липкина, у которого Рийко собирался переночевать, горел свет.

Липкин немного удивился, увидев Рийко в новенькой, облегающей его тонкую талию командирской шинели. Шла демобилизация, многие уже разъехались по домам. А Рийко, оказывается, получил повышение: его назначили начальником заставы на границе, и он направляется на место службы. Правда, его обещали демобилизовать сразу, как найдут ему подходящую замену.

Поспать Рийко так и не пришлось. У них с Лишенным было о чем поговорить, было о чем вспомнить. Они перебрали всех знакомых, кто остался в живых, кто погиб и где похоронен. Так проговорили до самого утра.

Как только развиднелось, Рийко направился дальше. Липкин дал ему хорошую лошадь и послал кучером своего соседа, Матвея Микунена. Уступил он Рийко и свой дорожный тулуп: хоть шинель и новая, а ехать все же в ней холодно. Правда, январь в этом году, выдался не такой морозный, как в прошлом, двадцать втором. Но зима есть зима.

Устроившись на санях и укутавшись в тулуп, Рийко задремал. Матвей Микунен что-то рассказывал. Рийко невпопад кивал головой, вскоре захрапел.

Выглянуло солнце, начало подниматься, но потом словно раздумало и снова спряталось за лесом.

Рийко и Матвей остановились в маленькой деревушке, чтобы покормить лошадь и самим согреться и перекусить.

Едва увидев Рийко, хозяйка дома, толстая кругленькая бабка, всплеснула руками и запричитала:

— А-вой-вой! Опять? Да когда ты, господи, дашь нам покой? Неужто ты, боже наш, конец света устроишь или по одному нас, грешных, убивать собираешься? Неужто мы еще мало беды да горя видели? Неужто слез людских да крови человеческой мало пролито? Господи…

Рийко растерялся. Он не понимал, что плохого он сделал хозяйке.

— Я пойду в другой дом… — пробормотал он.

— Да иди ты хоть в другой, в третий, — продолжала хозяйка. — А беду одну ты несешь всюду. Летом небось помнишь, чего сулил? Мир, говорил, теперь будет. Так вот они, твои посулы да твой мир. Опять на войну собрался, опять пришел мужиков забирать. А брать-то уже некого. Кого возьмешь, а? Уж и сон мне снился, будто…