Анатолий Кузнецов: Рассказы

Мы просидели несколько минут в тупом молчании, которое ощущалось, как забитый до горла кляп.

— Уже светает, — сказал я, отодвигая занавесь.

— Я могу пойти, — уныло пробормотала Татьяна, — на вокзал.

— Ах, увольте от ваших мелодрам! — взбесился Андрей. — Раскудахталась тут о своей гордости, а у самой гордости ни на грош.

— С людьми. Какими вы кажетесь.

— Вот именно, кажемся. Ваши догадки близки к правде.

— Можем вызвать машину, — предложил я, — проехать сто километров туда и обратно.

— Как? — спросил Андрей у гостьи. — Обычно это переключает,

— Если вы хотите. Я не против, но, пожалуй, лучше пойду. Право.

Я принялся набирать номер таксомоторной стоянки. На вопрос диспетчера, куда ехать, сказал: «Туда и обратно», он заметил, что это странно, все норовят уехать только туда. Шофер подъехал к дому пожилой добродушный, из тех, кто ничему не удивляется.

В машине она сказала:

— Если вам действительно все равно, куда ехать, то, может быть… Нельзя ли проехать через Лефортово? Вам, правда, все равно?

— Это где лефортовская тюрьма? — отозвался шофер такси.

— Да.

— Могем.

Он спокойно сделал разворот под красный свет, мы поехали в Лефортово. По-летнему рано рассвело, на улицах не было ни души, и в пустом мертвом городе лихо было ехать. Потонувшее в зелени Лефортово встретило нас лишь утренним птичьим гамом. Шофер мягко затормозил под высокой кирпичной стеной.

— Будете выходить? Не спешите, я подожду.

Мы вышли. Татьяна отошла подальше от стены, пытаясь увидеть здания по ту сторону ее.

— Не могу ничего узнать. Ничего не узнаю… Да, в те ворота меня провезли, ворота на месте. Может, это было в том доме, но почему у него забиты окна?

— Это тюремные козырьки. Разве тогда не было?

— Да были же, но я ищу следовательский кабинет. В нем была лишь решетка, и из окна видны две заводские трубы. Да! Вот он. Трубы есть. Значит, я смотрела на них вот так, оттуда. Да, вон там этот кабинет, был во всяком случае.

— Думаю, там он и сейчас, — сказал Андрей, разглядывая окна.

— Я смотрела в окно на две трубы, меня пытали, заставляли подписать, что я шпионка… Был следователь, фамилию помню: Сурдуков. Он сейчас не должен быть стар. Может, даже там же сейчас сидит.

— Пожалуй, другой. Сурдуков — на персональной пенсии.

— Да, теперь вижу, все на месте. Это очень важно. Женское отделение там… Но этот корпус, по-моему, новый… Стена.

Она подошла к стене, провела по мощной кладке ладонью, низко опустила голову.

— Стена лефортовской тюрьмы — это же не Стена Плача, не путайте, — грубо сказал Андрей, — то в Иерусалиме, Таня.

Шофер моментально проснулся, лишь мы взялись за дверцы. Улыбнулся понимающе и сочувственно:

— То не наш человек, что не сидел. Многие приезжают вот так, как вы. Посмотреть снаружи. Снаружи-то смотреть хорошо. Эх!..

На Киевском вокзале мы были ровно в половине девятого, не стали отпускать машину, только вышли на минуту проводить Татьяну до входа.

— Спасибо за выдумку с машиной, — сказала она. — Я давно должна была побывать в Лефортово. Это очень важно. Но все не выходило. Хотите посмотреть, какой я в то время была?

Она достала из сумки портмоне, из него вынула помятый конверт, в нем оказался тщательно завернутый и перевязанный нитками бумажный пакет, из которого и была извлечена ветхая, обтрепанная по краям фотография. Это была она в юности.

— Кинозвезда, — сказал Андрей.

— Правда? Многие говорят. Иногда прибегаю, в крайний момент. Когда показываю клиентам, это их здорово возбуждает. Ха-ха… гм. Так и быть, это мой муж.

На другой фотографии, вернее даже не фотографии, а небольшом выцветшем обрывке можно было узнать хохочущую Татьяну с лобастым пареньком у радиатора машины, на крыле которой торчал дипломатский американский флажок.

— Это любительская, тут я не так хорошо получилась, сразу после ангины. Эти две карточки — все, что покойная мама сберегла. Девочку нашу никто, конечно, не фотографировал. Пожалуй, она была бы сейчас как раз ваших лет. Может, жива? Может, мы с ней встречаемся на плешках?

— Спрячьте, я уже насмотрелся, — сухо сказал Андрей. — Вот что, слушайте сюда: здесь вот рубли. Конкретно и исключительно затем, чтобы вы взяли отпуск и привели в порядок, что ли, нервы, а то, понимаете ли, стены всякие, ненужный маразм. Думаю, не надо добавлять, что это нам не стоит ничего, туалетная бумага.

— Вот так!.. — невесело сказала Татьяна. — Я приняла вас было за более умного из двоих. Неужто я ломала такую хитросплетенную комедию, чтоб в заключение получить деньги? Работаю честно бедрами, не языком, незаработанного не надо. Ну, прощайте.