Анатолий Кузнецов: Рассказы

— Не так уж вы стары, допустим, а я мог бы еще выпить, и море по колено, — возразил Андрей. — Это же очень просто, да у меня не то настроение, честное слово.

— Только на всякий случай, — досадуя на него, сказал я. — Если вам удобнее уйти, то вот телефон. Вызовем такси, и не мучайте себя.

— Нет… Уйти-то мне некуда, правду говоря, лучше уж перебьюсь у вас, — сказала она, раздумывая. — Собственно, поезд в девять утра, ждать недолго…

— Лучше поспите у нас. Дальняя дорога? Если не секрет.

— Н-нет, не секрет. Просто пора пришла из Москвы уезжать: примелькалась, опасно. Поеду на юг. Вернусь, может быть, осенью. Если дадите телефон, то позвоню, может, будет другое настроение? И отработаю свои двадцать рублей. Даже, пожалуй, я их сейчас вам верну.

— Нет! Нет! — закричал Андрей. — Это уже маразм, оставьте.

— Спасибо… Да, вы по-своему правы, вообще правы. Здоровые нормальные люди, на что вам проститутки, они почти поголовно больны гонореей; я сейчас, кажется, вылечила, но ведь никогда не знаешь, когда схватишь новую, каждый день, каждый час… Нет, действительно, если вы только боитесь заразиться, то, правда, я чувствую, что здорова, и потом в сумке у меня есть марганцовка для дезинфекции.

— Вот дает! — восхищенно сказал Андрей.

— Да! Мне совестно взять эти двадцать рублей ни за что. Может, я сбила настроение, не желая делать стриптиз? Но помилуйте, это же была лишь просьба: если можно. Хорошо, я вам сделаю, я сделаю!

Она принялась лихорадочно освобождать место на столе, сдвигать на угол тарелки с объедками. Андрей ухватил ее за руки и с трудом усадил. Она вся была комком нервов, истерически натянутая струна, которая вот-вот лопнет. Я пытался вспомнить, нет ли у Андрея каких-нибудь лекарств, хотя бы валерьянки, но обычно он, здоровый, как бык, никаких лекарств не держал.

— Не бойтесь, — моментально возразила она наблюдательно, — не сделаю вам неприятностей. Я умею себя держать. Хорошо. Я полежу здесь до утра. Хорошо. Я тихо полежу. Не обращайте на меня больше внимания. Я действительно вас не поняла. Все в порядке, ребята, все в порядке. Благодарю вас. Я ложусь.

— Хотите ванну? — напомнил Андрей.

— Ох, да, конечно.

— Вон та дверь. Разберетесь сами? Полотенца берите любые. Если мы заснем, то погасите свет, и на всякий случай: спокойной ночи. Я наставлю будильник на половину восьмого, правда?

— Да, лучше на половину восьмого. Спасибо за все. Спокойной ночи. Не беспокойтесь, ванную я после себя уберу.

Она заперлась в ванной. Пустила воду. Мы остались за столом и молча стали пить коньяк по каплям. Когда бутылка кончилась, Андрей достал другую, но пьяными мы не делались, наоборот. В последнее время такое с нами бывало все чаще: по мере питья голова не оглушалась, а лишь парадоксальным образом четко трезвела и прояснялась, признак не из лучших.

В ванной она была довольно долго, но выйдя, не удивилась, увидев нас в тех же позах за коньяком. Оказывается, она вымыла голову, и жидкие слипшиеся пиявки волос делали ее похожей на вынырнувшего из воды мальчишку.

— Я кое-что выстирала, повесила там на трубе, белье, колготки, и… вы извините, я заберу, как только встану.

— Поешьте, — предложил Андрей.

— Если вы позволите, я только возьму еще сигарету, — она села к столу, взяла бутылку, в которой оставалось еще на дне, взболтнула. — Вторая, что ли?

— Да.

— Если бы оно где-нибудь было, — вдруг мечтательно и со звенящей болью сказала она, — я бы выпила виски.

— Мы бы сами выпили. За доллары-то можно достать в валютных магазинах.

— А вы держали когда-нибудь в руках доллары?

— Нет.

— Я держала. Правда, это было очень, очень давно. Но держала. Они серо-зеленого цвета и все одинакового размера, не так, как рубли.

— Почему вас называют леди Гамильтон? — спросил Андрей.

— Вы уже успели услышать? Ого, тогда действительно следует срочно, срочно уезжать.

— Это тайна?

— Какая там тайна. Я действительно леди, если хотите, теоретически то-есть, но не Гамильтон. Это кто-то выдумал, было такое старое английское кино, насмотрелись. Я когда-то вышла замуж за американца и таковой женой, в общем, остаюсь…

— Где же он?

— Понятия не имею. Это было давным-давно. Мне тогда было восемнадцать лет, жила замужем два месяца. Леди. Ну, потом эта знаменитая история с русскими женами иностранцев, я одна из них.

— Я что-то очень смутно слышал. Арестовывали?

— Бог ты мой, как вы молоды. Могли бы быть моими сыновьями, ребята. И никто этого уже даже не помнит. Новые страдания вытеснили старые, придет время, забудут и эти… Ах, ладно, налейте мне. Больше, больше. Скорее сдохну, подумаешь, беда. Какая разница, верно?