Михаил Зуев-Ордынец - Вторая весна

— Очки потерял… Старинные очки. Память…

У Бориса засаднило на душе. Он вспомнил привычку учителя часто снимать очки и разглядывать их на свет.

Прибежала Квашнина, опустилась перед больным на колени, щупала его пульс, стерла холодный, липкий пот с лица и начала слушать его сердце. Оно колотилось о ребра, глухо всхлипывало, как бы плача, и замирало. Это была зловещая картина близкой смерти. Но, поднимаясь с колен, Шура сказала спокойно и весело:

— Пустяки! Мы вас в два счета на ноги поставим! Товарищи, надо перенести Галима Нуржановича ко мне в санавтобус.

— В больницу? — громко, испуганно спросил учитель. — Нет, нет! Не надо! Я не хочу!

— Жарайда! [20] Ладно! (казахск.) Не будет больницы, мугалым! — успокоил его Садыков. — Я положу вас в открытую машину. Вы будете лежать, как бай, на двенадцати одеялах и будете смотреть на нашу степь. Жаксы?

Когда Галима Нуржановича клали на носилки, он нашел взглядом Корчакова и приложил благодарно к груди ладонь.

«За что он благодарит меня?» — подумал Егор Парменович, взволнованно обкусывая усы.

Носилки с лежащим на них Галимом Нуржанови-чем подняли и понесли. Рядом пошли Садыков и прибежавший, задыхающийся Кожагул. Старик на ходу гладил ладонями бороду и шептал со стоном молитвы:

— О, кудай!..

Сзади плелся Карабас.

— Он не ребенок, — сказал тихо Егор Парменович Борису, — он понимает, что жить ему осталось всего ничего. Поэтому и не сдается.

Такой же тихий голос послышался и за спиной Бориса. Говорил Яшенька:

— Степан Елизарович как-то раз сказал: это, мол, дедушка целины. А мы тогда кто же? Сыновья?

— Ты, Яшенька, и во внуки годишься, — грустно пошутил кто-то незнакомый Борису.

— Жалко как, — вздохнул прерывисто Яшенька, но его перебил холодный, неприятно бодрый голос Неуспокоева:

— Не хлюпайте носом, юноша! Это недостойно целинника.

Борис испуганно покосился на носилки: не слышал ли? Руки старого учителя неподвижно лежали на груди, мертво вздрагивая при каждом шаге несших его людей.

Борис сунул руку в карман, за платком, но вытащил измятый, скрутившийся галстук и долго, с удивлением смотрел на него, пытаясь вспомнить: почему он в кармане и как попал туда?

Но так и не вспомнил.

На юге, где должна была снова открыться степь, все заполнил туман. Ветер гнал его, и он шел медленно и плывуче, как белая река.

Туда, вниз, на белую зыбкую реку, и летела машина. Летела так, что у Бориса душа прихлынула к горлу. Минуту назад Галя резко сбросила обороты. Стало тихо. Двигатель заглушенно урчал на холостом ходу. А машина стремглав летела вниз по инерции.

— Что это такое? — удивился Борис. — Летим куда-то вниз.

— Прощаемся с горками, только и всего, — ответила Галя, напряженно вглядываясь на стоп-сигнал шедшей впереди машины.

— Конец горам? Прошли? — взволновался Борис.

— Должен им быть конец когда-нибудь.

Борис высунулся в окно. Белый горб Шайтан-Арки белел далеко сзади, как низкое облако. Колонна неслась бесшумно, с выключенными скоростями. Изредка коротко и взрывчато взвывал мотор, и снова тишина и стремительное движение, похожее на падение в темноту. Но вот красный глаз стоп-сигнала, словно раскрываясь шире, начал наплывать, наезжать, и Галя с ходу так встала на тормоза, что машину встряхнуло. Колонна остановилась.

Галя и Борис, каждый со своей стороны, высунувшись в окна, пытались понять причину остановки. Но было темно и тихо. Галя хотела уже крикнуть переднему шоферу, но послышались чьи-то торопливые шаги.

— Почему стоим? — спросила Галя темноту. — По такой дорожке ехать бы да ехать!

— Говорят, приехали, — ответила темнота.

— Кто говорит?.. Куда приехали?.. — крикнули в один голос Борис и Галя. Но человек уже прошел.

— Пойду на разведку, — открыл Борис дверцу. Ночь, как всегда перед рассветом, была особенно темна. Надо было постоять с закрытыми глазами, чтобы приучить их к мраку. Только тогда стали различаться машины, стоявшие с потушенными фарами. Борис собирался идти в голову колонны, к директору. Он постоял, сжав кулаки, опущенные в карманы, и пошел в обратную сторону.

В санавтобусе не было огней. Влажно чернели его окна. Перед автобусом стояла машина Бармаша. Федор, привалившись спиной к радиатору и закинув за голову руки, тихо насвистывал.

— Куда это мы приехали, товарищ Бармаш? И стоим почему? — подошел к нему Борис.

— Из гор вышли, — опустил руки Федор. — Директор дал шоферам два часа поспать. Потом без остановки до Жангабыла. Часам к восьми там будем.