Алексей Чупров - Тройная медь

Федор назвал ход. Взглянув на доску, Чертков с любезной насмешливостью предупредил:

— Так еще пешку теряете. Мой совет: повернитесь лицом к действительности, пока не поздно.

— Назад не перехаживаю, — буркнул Федор.

— Что ж, говорят наобум, а ты бери себе на ум, — усмехнулся Анатолий Сергеевич, ловя себя на неприятном ощущении, что вслушивается в интонации голоса парня и тяготится тем, что нельзя перехватить его взгляд, чтобы проверить, не вводят ли его в заблуждение.

В это время и вошла Алена. Она была в новом голубом платье, в том самом, «от Диора».

Анатолий Сергеевич медлительно поднял лобастую голову от шахмат и невольно залюбовался ею. Она действительно была похожа на свою мать в молодости. Ему даже показалось, что именно такой помнилась ему всегда Ирина с первой минуты их знакомства.

Тогда он вернулся в Москву в сентябре, потеряв в маршруте одного из лучших друзей, Лешу Баданова. Они пошли в этот сложный десятидневный маршрут вдвоем и уже где-то в конце его, выходя, на базу, поднимались по крутому кулуару — узкой корытообразной ложбине, — как внезапно начавшийся камнепад унес Лешу вниз. А сам он успел вжаться в какую-то ложбинку с прочным козырьком, и теперь лишь никогда не загоравшие узенькие короткие шрамики на лбу и на левой щеке — порезы от мельчайших осколков камней — напоминали ему о скрежещущем грохоте того камнепада, о страхе перехватившем сердце… В Москву он приехал подавленный; первой встречей, после которой он начал приходить в себя, было знакомство с невесткой Веры Константиновны. Он зашел, как всегда после полевого сезона, к Вере Константиновне, бывшему директору детского дома — человеку, который подобрал его, голодного беспризорника, и дал и вторую жизнь и судьбу, — но застал только Ирину, о которой еще прошлой зимой слышал от Веры Константиновны:

«У Севы, слава богу, появилась девушка, очаровательная девушка…»

Теперь Ирина была уже беременна.

«Мы, вообще-то, живем у моих родителей, — сказала она. — Так Севе проще добираться до его школы. У него сегодня собрание. А Вера Константиновна и Елена Константиновна в театре…»

Он видел, что она немного стесняется своего положения, и поспешил уйти. Но образ этой молодой женщины как бы завесил туманом жизни Лешу Баданова, растерзанного камнепадом.

И сейчас, при взгляде на Алену, Анатолию Сергеевичу было неприятно чувствовать себя настолько прожженным человеком, что жизнь уж и не жизнь во всегдашней своей юной, не подвластной страданиям прелести, а лишь поиск подоплеки в отношениях между людьми.

Невольно подчиняясь начатой ею игре, Алена, подчеркнуто не обращая внимания на Черткова, смотрела на Федора. И отчего-то с нешуточной пристальностью видела его пушистые золотистые ресницы, штришки морщинок от уголков глаз и на переносье, и эти пшеничные провинциальные локоны, и подбородок с ямочкой, упертый в сплетенные пальцы сильных рук, лежащих на потертой резьбе спинки старинного стула, того самого, на который ее маленькой сажали за стол, подкладывая пару бремовских томов. И он был совсем иным, чем на остановке, — даже каким-то беззащитным из-за этих зажмуренных глаз и пушистых ресниц. Она удивилась, что могла испугаться такого человека, и почувствовала себя и виноватой перед ним и чем-то ему близкой и ласково на него засмотрелась.

— Ну, как там заграница? — все глядя на зажмурившегося Федора, спросила она Анатолия Сергеевича.

— Над Канадой небо синее, — машинально нараспев проговорил Чертков, смущенно переводя задержавшийся на Алене взгляд на доску, — меж берез дожди косые, так похоже на Россию, только это… — Секунду он помедлил и объявил Федору: — Так я коня беру! — И докончил: —…только это — не Россия.

— Понятно! — не сдержав торжества, воскликнул Федор и открыл глаза.

Совсем незнакомая девушка, в летнем с короткими рукавами платье, в домашних опушенных мехом туфлях на босу ногу, стояла и смотрела на него.

Но не это легкое голубоватое платье, не нежная зимняя белизна икр, не то, что она стала ниже ростом в домашних туфлях, не собранные на затылке в задорный хвост волосы — не все это вместе делало ее волнующе незнакомой, а лишь тот взгляд, которым она смотрела на него, взгляд, притягивающий и словно утверждавший, что он ей давно небезразличен. Под этим манящим взглядом губы у него стало гнуть в улыбку, и, стараясь сохранить серьезность, он забыл об игре, все глядел и глядел на Алену.

— Ах, вот оно как! — заметив наконец проигрышность своей позиции и поняв, что его аккуратно вели к этому, сказал Анатолий Сергеевич, поправляя очки и нервно потирая надбровья.