Алексей Чупров: Тройная медь

Монотонность движения всего вокруг перед глазами Ирины Сергеевны, заученность приемов управления машиной как бы выбрасывали настоящее за границы сознания, и все ее существо захватывал давний-давний августовский знойный вечер, с хрустящими под ногами сухими листьями лип и кленов Петровского парка.

Она и Ивлев, гуляя, уже вышли к метро «Динамо». Она попросила, и он купил мороженое. Они стояли, прислонясь к прохладному граниту касс стадиона, смотрели на безмятежный золотистый закат и смаковали мороженое. Ивлев что-то рассказывал, но она не слушала, набираясь мужества сказать о своих отношениях с Толей Чертковым.

Наконец, решась, она перебила его на полуслове: «Знаешь, как ко мне относится Толя?»

Он с беспечной улыбкой кивнул: «Боюсь, и там нельзя укрыть алмаз, приманчивый для самых честных глаз…»

«При чем здесь Шекспир? — воскликнула она в отчаянии и, помолчав, сообщила с деланным безразличием: — Он мне тоже начинает нравиться…»

«В каком смысле?» — удивился Ивлев.

«В том самом», — ответила она.

Муж усмехнулся. Он умел усмехаться так — снисходительно, с оттенком презрения, словно ему по какому-то праву было дано судить людей и прощать их слабости. И сказал: «В таких делах каждый сам себе хозяин… Прошу одно, Алену пока оставь. Что ей с вами мотаться? Ведь, как я понимаю, вы не для того сходитесь, чтобы жить в разных концах страны…»

Она горько заплакала.

Но помнила Ирина Сергеевна о тех минутах у Петровского парка вовсе не оттого, что не могла забыть Ивлева; новое сильное чувство, впечатления от частой перемены мест быстро и безболезненно обескровили память о нем; помнила она тот давний душный вечер и те свои слезы, так как они стали рубежом, отделившим ее от дочери.

Сколько раз Ирина Сергеевна чувствовала, в какое одиночество ввергает ее отдаленность самого родного существа. И как даже в самые счастливые минуты мечтала она быть с дочерью… Но у дочери была своя взрослая жизнь, и мечты Ирины Сергеевны оставались мечтами.

Этот утренний звонок Юрьевского обнадеживал: если что-то случилось, кому, как не ей, матери, броситься дочери на помощь, забыв все обиды…

Сойдя с университетских ступеней, Алена направилась было к автобусной остановке, но услышала, как рядом кто-то посигналил. Подняв голову, она увидела серебристую машину матери.

Алена подошла к машине.

— Садись, — сказала Ирина Сергеевна.

Алена забралась на заднее сиденье, положила рядом свой портфельчик.

— Ты что — сама мрачность? — спросила Ирина Сергеевна.

Алена не отвечала.

— Тебя домой везти?

— Домой.

— А почему так поздно возвращаешься? Я долго ждала.

— В библиотеке, — неопределенно ответила Алена.

— Нет. Что-то у вас там происходит, — сказала Ирина Сергеевна. — От Елены Константиновны толку не добьешься. Она от Федора в восторге… То он делает, это чинит, в магазины ходит, деньги зарабатывает… Но я же чувствую — что-то не так… — Она плавно тронула машину с места и поехала вокруг главного здания университета. — Я теперь работаю. Связано с переводами. Вот надо заскочить в магазин, словарь специальный купить… — В зеркальце Ирина Сергеевна поглядела на заднее сиденье и увидела, как увяли черты лица дочери, — вот-вот заплачет. — Что с тобой? Что? — испугалась она.

— Ничего, ничего, — повторила Алена голосом, в котором слышались сдерживаемые рыдания.

Ирина Сергеевна решительно притормозила у фонтанов напротив главного входа. Леденистые задорные хвосты фонтанов трепал ветер. Она спросила, не оборачиваясь к Алене, словно боясь, что от этого движения дочь и вправду может заплакать:

— Милая моя, ну что такое?

И вместо ответа услышала всхлипывания дочери.

Она перебралась к ней на заднее сиденье, обняла, прижала к себе:

— Ну что? Он тебя обижает?

Алена припала лицом к ее плечу:

— Он, наверное, считает, что ребенок не от него…

— Что?! Ребенок?! Какой сейчас может быть ребенок? — изумилась Ирина Сергеевна. — Да вы что, в дочки-матери играете? Как ребенок?! А твоя учеба? Летняя практика? И он… ты же мне сама толковала, и он собирается учиться…

Алена плакала.

— Сколько уже? — твердо спросила Ирина Сергеевна.

— Около двух, наверное… Но если он так, — словно бы доспоривая с самой собой, проговорила Алена. — Если он так, то пусть не будет ребенка… Пусть он узнает…

— Что за ахинея? Сводить какие-то счеты таким образом…

— У нас одна девочка из нашего класса работает медсестрой в гинекологии… Она обещала договориться… И врач там женщина. Там мне сделают, а потом сразу отпустят… Отлежусь дома, и не узнает никто…