Виктор Болдырев - Полуостров загадок

В левом углу чернел полуразвалившийся камелек из прокопченных сланцевых плит. Зимой открытый очаг освещал и обогревал жилище. Теперь в обрушившийся дымоход просвечивало небо. Вдоль стены в самом теплом месте избушки помещались широкие нары, сгнившие доски осели под грудой истлевшего тряпья.

Я принялся ворошить эту груду. Илья разгребал мусор в углу. Геутваль замерла у порога, не решаясь идти дальше. Костя, посасывая трубку, насмешливо процедил:

— Ну чего ищешь? Ясно: охотник тут жил, наколотил оленей и уплыл обратно на Колыму.

Перебирая тряпье, я нащупал вдруг какой то длинный твердый предмет и вытащил здоровенную кость совершенно бурого цвета.

— Ого! — Костя поспешно затушил трубку. Хотя он окончил ветеринарный институт, но хорошо разбирался в анатомии человека. — Большая берцовая! Вот так костища, а ну ка встань.

Он примерил кость к моей ноге.

— Ух и детина! Ростом был метра два. И много шире тебя, посмотри, какая толстенная.

Двухметровый бывший житель хижины обладал, видно, недюжинной силой.

— Это он сломал, — кивнул Костя на тяжелую скамью, переломленную надвое, точно спичка. — Слом давний…

В углу хмыкнул Илья. Он сидел на корточках, с интересом рассматривая какой то ржавый предмет странной формы, похожий на вилку.

— Как попала сюда очень старый стрела, — качал он вихрастой головой.

Раздвоенный ржавый наконечник походил на жало змеи, был туго прикручен к обломанному древку пыльной лентой бересты. Таких стрел мне не приходилось встречать ни в одном музее.

— Где ты видел такие стрелы?

— Дедушка говорила: давние юкагирские люди ленного гуся били.

— У нас в стойбищах Пустолежащей земли такие стрелы у стариков сохранились, юкагиры им дарили, — вмешалась Геутваль.

— Правы они, — усмехнулся Костя, — слыхивал я, в тундре и чукчи били лённых гусей вильчатыми копьями еще совсем недавно, до революции, — берегли дробь. Говорю же, промышленник в избушке жил, на Колыму только не вернулся. Эвен покачал головой:

— Чукча беребтри вилку не вязала, очень старый стрела…

Мы принялись опять ворошить тряпье и нашли два ребра, разбитую теменную кость, кусок полуистлевшего алого сукна, подбитого темным мехом.

Илья долго рассматривал находку, щупал расползающееся сукно, нюхал мех; думал о чем то, кряхтел, пощипывал редкие волоски на безбородом лице.

— Однако, давно такой зверь помирала, соболь это.

— Соболь?! — Костя не смог удержать восклицания. — Послушай, старина, это очень важно… Почему думаешь, что соболь?

— Сам щупала такой шкурка, бабушка совсем старый душегрейка показывал, рукава соболем подбита, ей родной бабушка дарила.

— Бабушка твоей бабушки?! Сколько же лет собольей душегрейке?! — удивился Костя. Ламут долго считал по пальцам.

— Ламуты еще за Колымой кочевала, сюда не приходила, полтора, два хто лет…

— Странно; старик считает точно, — задумчиво проговорил приятель, — соболя выбили на Колыме двести лет назад.

А триста лет назад соболь был золотым руном Сибири, главной доходной статьей государевой казны, золотым эталоном торговли. В поисках новых соболиных угодий казаки и промышленники открывали в семнадцатом веке одну за другой великие реки Сибири. За шестьдесят лет российские аргонавты прошли от Урала до берегов Тихого океана…

Обитатель хижины носил одежду из алого сукна, подбитую соболем.

— Уж не старинный ли это казацкий кафтан? Неужели мы нашли хижину с останками сибирского землепроходца?!

— Ну, Вадим, ты хватил… Может, быть, тут и жил казак, но занимался он промыслом. Нашли мы с тобой, брат, избушку колымского зверолова.

— Звероловы, Костя, носили сермягу…

— А ё и! — подскочил в своем углу Илья.

Теперь он держал довольно странный предмет, похожий на маленькую булаву. На тонкое древко был насажен грушевидный костяной набалдашник величиной с луковицу. Я протер его рукавом. На пожелтевшей кости выступили глубокие борозды кольцевого орнамента. Набалдашник вырезали из мамонтовой кости, прочно насадили на древко и прикрутили ленточкой бересты таким же манером, как и двурогий наконечник стрелы.

Костя дивился, прикидывая, для чего же служила такая штуковина. Удивлялась и Геутваль.

— Еще пуще старинный стрела, — пробормотал ламут. — Том ара прежде звали. Нюча на Колыму привезла. Такой тупой стрела соболь убивала, мех не портила, казну целый шкурка давала.

— Нюча? Кто это?

— Самая первый русский. В старинную пору ламуты крепко хотела бить юкагира, недруги были, а бородатые пришли, говорила нюча, нюча — не надо, не надо воевать… Так и звать русская люди стала: нюча, нюча — не надо, не надо. — В глазах ламута вспыхнули смешливые искорки,