Илья Штемлер: Гроссмейстерский балл

Кусок черноты, в форме блюдца с россыпью светящихся точек-звезд. И среди этих обычных звезд (почему-то они казались ничуть не увеличенными) сиял Сатурн.

Его Филипп узнал мгновенно. Два бледно-желтых широких кольца опоясывали чуть колеблющийся шар. Парень сказал, что видимость колебания вызывает турбуленция земной атмосферы…

Неужели и в самом деле в мире существует Сатурн? Такой обычный. В форме сомбреро. Но чем дольше Филипп вглядывался в планету, тем дальше отходило привычное представление о Сатурне.

Это была уже не картинка. Это была планета! Неподвижная, холодная и одинокая среди таких же холодных звезд…

Они шли по улице. На домах стандартные таблички: «ПУЛКОВО, ГАО [1] ГАО — Главная астрономическая обсерватория. АН СССР, дом № 1…», «Дом № 27…»

Парень в белом джемпере советовал спешить, если они хотят попасть на автобус. Он их отвести не сможет, он задержится в павильоне. И лишь проводит до лестницы, что спускается к шоссе. О пулковском автобусе не может быть и речи. Поздно. Надежда на часовой, что возвращается из Пушкина в Ленинград с остановкой у холма.

Парень нетерпеливо поглядывал на Филиппа и Киру.

— Если вы будете задерживаться у каждого инструмента, вы опоздаете и на пушкинский.

Купола многих башен были раскрыты. Они напоминали большие морские раковины. Из черных щелей раковин доносились голоса… Там работали!

Иногда парень торопливо указывал на причудливые строения: «Служба времени», «Солнечный», «Радиоастрономия», «Большой пассажный»… Невдалеке от «Радиоастрономии» высились два радиотелескопа. Будто два огромных уха…

На вершине холма парень распрощался и повернул назад.

Где-то неторопливо ползли красные огоньки. Вероятно, тягач выводил самолет на взлетную полосу. Филипп недавно был в аэропорту, провожал ребят в Свердловск… Многие ехали в Норильск, в Сумгаит. А он попал на ленинградский завод…

На предварительном распределении поднялся переполох: почти все хотели уехать. Секретарша деканата недовольно говорила: «Не инженеры, а бедуины. Через год всех можно будет встретить на Невском». Но никому не было дела до того, что будет через год. А окончательное распределение обошлось без переполоха. Каким-то образом получилось, что на выезд вакансии свободны, а на каждое ленинградское место — по два желающих. Секретарша деканата ворчала: «Что я говорила?! Напрасно составляли предварительные списки. Боятся отпустить мамину юбку». Филипп и Левка с самого начала решили уехать, хотя были коренными ленинградцами. Оставаться почему-то хотели приезжие. Комиссия два дня совещалась, на третий вынесла соломоново решение: ленинградцев оставить в Ленинграде, приезжих отправить на индустриальные гиганты. Так распределили 174-ю группу механического факультета…

— Нажми! — крикнула Кира и помахала рукой. Она начала, спускаться с холма. Видны были ее плечи и голова.

Филипп подошел к гранитной плите.

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ

ГЕРОЯМ-ГВАРДЕЙЦАМ,

ПАВШИМ В БОЯХ

ЗА ГОРОД ЛЕНИНА

ЯНВАРЬ. 1944 ГОД

Белая лестница спадала вниз, к асфальту. Шоссе ровной лентой тянулось в сторону множества желтых точек на горизонте. Там был Ленинград.

Вдруг воздух у его лица дрогнул, и в то же мгновение возник и стал нарастать свистящий грохот. Слева от Филиппа, обозначив зелеными и красными огнями контуры, поднимался самолет. Вначале он был где-то ниже Филиппа, потом пронесся над ним. Потом грохот стал глуше, и воздух больше не вздрагивал…

Обитая кожей дверь напоминает матрац от дивана, поставленный на попа. Черная дощечка с золотистыми буквами: «Директор».

Филипп больше часа изучал дощечку. А что, если от слова «ДИРЕКТОР» отнимать по букве?! «ИРЕКТОР» — чепуха, «РЕКТОР» — Филипп отлично знал высокого старика, занимавшего такую красивую должность в институте. «ЕКТОР» — чепуха. «КТОР» — заменить «К» на «Ф», получится газ из группы галогенов, «ТОР» — тип американских ракет…

Возле окна — большой стол. За столом худенькая пожилая секретарша. Она то и дело по-птичьи наклоняет голову и секунду прицеливается к чернильнице, затем стремительна макает перо. Точно клюет. Филипп загадал: когда она клюнет чернильницу десять раз, его примет директор. Секретарша клевала третий десяток, а дверь была безнадежно захлопнута.

— Может быть, они там умерли? — произнес Филипп, рассчитывая на сочувствие секретарши.

Та хранила молчание, всем своим видом подчеркивая неуместность шутки, и продолжала доклевывать третий десяток или четвертый…