Николай Михайловский - Всплыть на полюсе!

Скоро гул машин усилился, раздались свистки, команда: «Отдать швартовы», и, как эхо, донеслось: «Есть, отдать швартовы!» Вода забилась о борт корабля, тральщик отошел от пирса и лег на курс к выходным воротам. Ветер с яростью налетал на высокое ограждение ходового мостика, бессильно бился, обтекал его и завывал в такелаже.

Показались синеватые огоньки в воротах боно-сетевых заграждений, они раздвинулись в обе стороны, буксир оттянул «ворота», чтобы выпустить корабли. И снова огоньки вытянулись низко над водой в одну ровную гирлянду.

— Право руля! — скомандовал Проскуров, напряженно глядя в темноту, стараясь увидеть створные огни впереди, по носу корабля. И, как только корабль лег на заданный курс, скомандовал:

— Так держать!

И тут случилось то, что часто бывает в любое время года: налетел густой снежный заряд. Максимов и Проскуров поминутно протирали глаза, но все равно ничего не видели, кроме мелькавших в непрерывном потоке снежинок, залепивших лицо, меховые воротники кожанок и мягко шелестевших под ногами.

— Радиолокационные станции включены? — осведомился Максимов, кутаясь в мех.

— Так точно, — из темноты доложил Проскуров.

Максимов продолжал смотреть вперед, выискивая глазами поворотный огонек. Он перешел на левое крыло мостика, где светился маленький экран радиолокации. На нем вырисовывалась штриховая полоса — береговая линия Кольского залива и отдельные черточки — буи на пути кораблей и такие же маленькие точки, находящиеся в непрерывном движении, — сами корабли.

— Виктор Васильевич! Выходим из Кольского залива. Кажется, сейчас поворот, — тихо сказал он, на память зная весь этот путь.

— Так точно! — отозвался Проскуров и через минуту скомандовал: — Право руля!

Корабль разворачивался.

— На румбе семьдесят пять… — отозвался рулевой.

Снежный заряд остался за кормой. Кругом чернела ночь, и чувствовалось, как низко висели облака, сквозь которые не проглядывали звезды. Зато впереди, на отвесном скалистом берегу, вовремя вспыхнул маяк Кильдин-вест.

Осталось обогнуть мысок, и корабли выйдут из пролива. Ветер заметно крепчал. Длинная океанская волна, как бы набирая силу, медленно подкатила к кораблю и со всего разбега ударила в левую скулу; вода взметнулась и залила ходовой мостик.

Максимов отряхнулся.

— Хорош душ. Да не в такую погоду.

— Зайдите, товарищ комдив, в штурманскую рубку, — предложил Проскуров. — Погрейтесь и обсохните.

— А что я оттуда увижу? — бросил Максимов, оглянувшись на затемненные огни кораблей. И судя по тому, как взмывали эти огни вверх и падали вниз, он понял, что действительно ветер свежеет.

Теперь уже больше нечего было ждать на пути светящихся вешек или проблесков маяка. Родная земля осталась позади, а впереди — сотни миль в сердитом море под порывами ветра, вниз и вверх, с волны на волну…

— Товарищ комдив, сводку Совинформбюро приняли.

— Ну, ну?.. — оживился Максимов.

— Наши взяли Орел и Белгород! — победно сообщил Проскуров.

— Молодцы, крепко рванули! Значит, скоро в сводках появится Украина?

— Появится! Обязательно появится! Наша берет! — взмахнув рукой, с удовольствием подтвердил Проскуров. — А помните октябрь сорок первого под Мурманском? С финками за поясом и гранатами на ремне! Эх, не думал я тогда на корабль вернуться…

— Вот видите, как все хорошо складывается!

— Да, хорошо, — подтвердил Проскуров и, мечтая, добавил: — Война кончится, Найденыш вернется в медицинский институт, ведь ей два курса осталось. И будет у нас сынишка…

— А если дочь?

— Нет, сын, обязательно сын. Найденыш так хочет, а раз мы оба хотим…

— Значит, так и будет!

Ветер гнал тяжелую волну. С медленным и тягучим шипением она подкрадывалась к кораблю, набрасывалась на него со свистом, грохотом и уносилась дальше. Тральщик скрипел, трещал, но не сдавался.

Максимов с облегчением подумал: «Украину будут освобождать. Значит, скоро узнаю об Анне и ребенке. Только бы живы остались!..»

…Еще в детстве была у Шувалова привычка схватить горбушку хлеба, несколько кусков сахару и — на улицу к ребятам, играть в бабки или лапту. Жевать на ходу куда вкуснее.

Сейчас тоже было не до завтрака. Ему принесли два бутерброда с маслом, сахар, и он ел прямо на мостике, время от времени поглядывая в бинокль.

Прошла ночь. Еще день. Корабли находились у знаменитых Карских Ворот.

Все то же серое пустынное море катило пенистые водяные горы, на них, кряхтя, взбирались корабли, переваливались с одного вала на другой и зарывались в пене… Полчаса назад от капитана второго ранга Максимова был семафор: «Встреча с транспортами в 14.00». Между тем время вышло, а никаких транспортов нет и в помине.