Расслабленно прикрыв глаза, Киреев смотрит на тумбочку с телефоном. Аппарат без трубки выглядит сиротливо и неуверенно. Вот в солнечном квадрате появилась загорелая рука. Коротким движением рука поднесла к аппарату трубку и припечатала рычаги. Телефон приобрел свой обычный глуповато-горделивый вид.
— Муся. Удивительное имя. Тридцатые годы. Челочка… В лаборатории Устиновича работала Муся, помните? Она умерла в эвакуации… А Устиновича я встретил в Москве на пресс-конференции… Просто смешно, работаем в одной обсерватории, а встречаемся в Москве.
Голос принадлежал мужчине с седым ежиком волос и узкими монгольскими глазами. Его темно-синий костюм сливался с цветом стен. «Защитная мимикрия», — вяло подумал Киреев и произнес:
— По этому поводу мне вспоминается любопытный случай…
Ковалевский придвинул календарь и принялся рисовать чертика.
Сколько времени они знают друг друга? Кажется, прошла вечность. Ковалевский в сорок третьем руководил стратегически важной темой, в Казани. Надо было разобраться в некоторых вопросах электромагнитного излучения Солнца, установить причины, мешающие установлению связи. И Киреева прислали к нему в отдел. Когда тему закончили, Киреев добился назначения на фронт. Всеми правдами и неправдами. Почти сбежал. Ковалевский разыскал его лишь в сорок седьмом. С тех пор они не расставались. Киреев и Ковалевский казались очень близкими друг другу людьми. А на самом деле?!
…У чертика получились длинные несуразные рожки. И наивные глазенки. Чертик чем-то напоминал Киреева. Ковалевский поднял глаза, чтобы убедиться. На него смотрели суженные от солнца зрачки Киреева. «А возможно, от неприязни», — мелькнуло у Ковалевского. Он перевел глаза на чертика… Бросил карандаш на стол и поднялся с мягкого красного кресла.
— Мне порядком надоели ваши случаи!
— Ну и что?
Тяжелая дверь приоткрылась, и показалась голова Савицкого. И тут же исчезла, словно Савицкий заглянул случайно, по ошибке.
Ковалевский шагнул к двери, будто обрадовавшись, что может не ответить Кирееву на его вопрос.
— Куда же вы, Валентин Николаевич? — окликнул Ковалевский. — Даже и не поздоровались.
— Я так… Проходил мимо, — улыбнулся Савицкий.
— Как дела? Как девочки?
— Спасибо. Все по-старому, — Савицкий понимал, что все это довольно глупо. Вряд ли можно поверить, что он случайно заглянул в кабинет. Он сделал несколько шагов навстречу Ковалевскому. — Я хочу просить вас… Я не могу завершить работу, необходимы дополнительные наблюдения. Я понимаю, я обращаюсь не по инстанции, но…
Ковалевский взял его под руку и направился в кабинет. Савицкий слабо упирался…
— Петр Александрович, — громко произнес с порога Ковалевский.
— Ну, зачем же? Я ведь обратился к вам, — тихо бормотал Савицкий.
Киреев прикрыл ладонью глаза, разглядывая Савицкого.
— Вот. Валентин Николаевич просит, — проговорил было Ковалевский.
— Я ничего не прошу! Зачем же? — раздраженно выкрикнул Савицкий.
Киреев поднялся с кресла.
— Валентина Николаевича смущает мое присутствие. Как всегда.
— Пожалуйста! — Ковалевский отошел к столу. Было непонятно, к кому он обращается. Переждал. Обернулся к Савицкому: — Ваша просьба целиком в компетенции Киреева. Мне неловко вмешиваться, — Ковалевский взял графин и вышел в соседнюю комнату, где находился водопроводный кран.
Савицкий принялся разглядывать свои ногти, затем резко обернулся и пошел к двери.
— Напрасно вы, — вслед произнес Киреев. — Я готов для вас сделать все, что в моих возможностях.
Савицкий молчал.
— Вы несносный. Подозрительный, несносный человек, — произнес Киреев, глядя в сутулую спину. — Придет время, и вам будет стыдно. Ох, как стыдно. Когда-то мы были друзьями, Валентин…
Савицкий вышел из кабинета.
— Я согласен, черт возьми. Наблюдайте. Сколько необходимо! — крикнул Киреев в дверь и обернулся навстречу Ковалевскому. — Вздорный старикан! Эта улыбочка… — Киреев попытался овладеть собой. — Извините. Сорвался… Нервы.
Ковалевский поставил графин, наблюдая, как успокаивается вода.
— Неужели все эти годы вы не разговариваете? Поразительно. Работаете в одной лаборатории…
— Совсем стал неврастеником. Извините, — Киреев прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
Ковалевский подошел к нему:
— Послушайте, Петя… Может, мне с ней поговорить?
Киреев усмехнулся:
— Надо знать эту женщину. Это давно назревало. Я все видел, но ничего не мог с собой сделать. Да и не знал, что… Сняла комнату, живет одна. Почему? Нелепо.
Читать дальше