Евгений Дубровин: Куллан-1

– Сегодня выбрасывали бананы, – сказала жена.

– Да? – спросил я профессионально заинтересованным голосом, хотя из всех проблем меня меньше всего интересовала проблема бананов.

– Желтые такие и почти без пятен.

– Значит, на ужин у нас будут бананы? – В моем голосе светилась тихая радость, несмотря на то, что завтра предстояло бурное заседание кафедры и, честно говоря, мне было глубоко до лампочки меню ужина. Однако привычка держаться на людях заинтересованно и доброжелательно взяла свое, и я уточнил: – Желтые, без пятен?

– Да, желтые, без пятен! – раздраженно сказала жена. – Только не у нас!

– Не у нас? – переспросил я по-прежнему профессионально-доброжелательно. – А у кого же?

– У всех! – крикнула жена. – У всех, кроме Ва-шей-не-от-мира-сего-Личности. Весь двор имеет бананы!

– Почему же это весь двор имеет бананы, а у нас их нет? – по-прежнему мирно удивился я.

– Потому что ты слишком много мнишь о себе! Подумаешь, кандидат наук! Сейчас камень кинешь – в кандидата попадешь. А Петр Петрович один! Ты с ним даже не здороваешься! Он человек добрый, но ни разу не поздороваться – тут и добрый взбеленится.

– Кто такой Петр Петрович? – искренне удивился я.

– Как?! Ты не знаешь Петра Петровича?!

– Представления не имею. Начальник торга?

– Ха! Начальник торга! Да он сам перед Петром Петровичем шапку снимает! Это же грузчик нашего овощного магазина! Немедленно ступай и поздоровайся с ним. Сегодня вечером обещали выбросить ананасы!

Я признаю только две инстанции: ректора и жену. С ними спорить бессмысленно и чревато неожиданными последствиями. Поэтому я оделся и, благодушно посмеиваясь (а на самом деле по душе, как по крыше, бродили мяукающие коты), отправился к овощному магазину.

Петра Петровича я узнал сразу. Несмотря на жару, он одет был в дорогую телогрейку из неизвестного меха, может быть, даже меха рыси. На голове грузчика красовалась белая фуражка с золотым якорьком. Седые бакенбарды и мощный живот, обтянутый тельняшкой, завершали сходство со старым морским волком. Ватага мелких обезличенных личностей в синих халатах разгружала с машины какие-то ящики, все в ярких наклейках, очевидно, ананасы. Грузчик-капитан руководил действиями обезличенных личностей едва заметными шевелениями бровей и толстых пальцев. На одном из пальцев сидел огромный золотой перстень и бил в глаза лазерным лучом, который испускал неизвестный драгоценный камень: может быть даже, это нежился в лучах солнца сам «Куллан-1».

– Здравствуйте, Петр Петрович, – сказал я.

Грузчик-капитан даже не удостоил меня взглядом.

Лишь лазерный луч от камня полоснул меня по глазам.

– Давай, давай, чево рот раззявил! – вдруг неожиданно тонким голосом закричал Петр Петрович на одну из замешкавшихся обезличенных личностей.

– Я живу в вашем дворе, Петр Петрович, – сказал я заискивающим, самому себе противным голосом. – Я по поводу ананасов… Говорят…

– Помогай!, – пропищал владелец, может быть, «Куллана-1». Движением фокусника он вытащил откуда-то из-за груды ящиков и бросил мне застиранный синий халат. – Получишь три кило вне очереди.

Я воровато оглянулся по сторонам. Знакомых не было. Вскочив в синий халат, я слился с обезличенными личностями.

… Через час я, гордо прижимая к груди два ананаса, прошествовал через весь двор. Сзади слышался завистливый шепот сидящих на скамейке старушек:

– Ишь, попер… Небось с самим Петькой нюхается. Вместе водку жрут да по бабам…

Зато жена обняла меня и заплакала.

– Ну и слава богу… Теперь и у нас все, как у людей.

Через неделю выбросили свежие болгарские помидоры. Поработав полтора часа на разгрузке, я получил аж пять килограммов самых отборных. Потом подоспели крымские яблоки… Все знакомые нам завидовали, а некоторые даже попытались, конечно, из корыстных соображений, стать нашими лучшими друзьями.

Постепенно я втянулся. В конце концов какая разница: прогуливать пса, большого бездельника и эгоиста, или разгружать ящики? Я похудел, на моих щеках заиграл южный румянец – наверно, отблеск золотых крымских яблок.

Теперь я запросто справлялся с сыном-восьмиклассником, когда дело доходило до особо критических ситуаций.

Одно только плохо: я пристрастился к «Портвейну-33». Но это еще научно не доказано, что вреднее для здоровья: свежий портвейн или коньяк «Одесса» пятнадцатилетней выдержки.

Петр Петрович ко мне благоволил, так как я лучше всех распознавал его шевеление бровей и пальцев (сказывалась научная степень). Нашего шефа раздражало во мне лишь одно: моя интеллигентная внешность (бородка, темные очки, пристрастие к лакированной обуви). Пришлось бородку сбрить, от очков отказаться, а лакированную обувь заменить на кеды.