Евгений Дубровин: Затуманенная голова

Однажды в мой кабинет робко постучался и вошел скромный молодой человек с бородой-мочалкой и огромным туго набитым портфелем из кожзаменителя.

– Вы будете главным редактором? – тихо спросил он.

– Да, – ответил я. – Но однако, сначала надо…

– Я уже там был, – ответил молодой человек и скромно кашлянул в бородку-мочалку.

– Тогда пройдите… в…

– И там я уже был. Я везде был.

Молодой человек присел на краешек стула в дальнем углу и уставился на меня преданными собачьими глазами.

Я подписывал рукописи, некоторые бросал в корзину, отвечал на звонки, распекал сотрудников, ел бутерброды с колбасой и совсем уже забыл про молодого человека с портфелем из кожзаменителя, как вдруг к вечеру мой взгляд, привычно скользнув по часам на стене, затем по инерции с часов – на кадку с пальмой, зафиксировался на некоем темном образовании в дальнем углу. Это был тот самый молодой человек.

– Так вы еще не ушли? – удивился я.

– Я хотел попросить вас, но только боюсь быть слишком навязчивым…

Я с тоской посмотрел на его огромный портфель.

– Вы написали роман? Так это вам надо…

– Нет, нет, что вы! – испуганно воскликнул молодой человек. – Я вообще ничего не пишу, даже писем. А вы, наверно, подумали, что я графоман?

– Ну что вы… – пробормотал я, кривя душой. – У вас там мемуары?

– Вы имеете в виду мой портфель? – молодой человек ткнул локтем в бок портфеля и тот испуганно звякнул. – Нет, это я ужин семье несу. Батон, знаете, колбасу, кефир, селедку. Селедка баночного посола попалась. Прямо недалеко тут от вас, в рыбном, на углу. Может быть, вам надо? Я могу отдать одну, я себе пять штук купил. Наша семья вся любит селедку. Хотите?

– Нет! – ответил я быстро и решительно. – Я не люблю селедку!

Молодой человек сконфузился:

– Может быть, вы думаете, я взяткодатель? Хочу пристроить свой рассказ?

Я горячо запротестовал. Молодой человек улыбнулся:

– Это хорошо, что вы не подумали так. Я, знаете ли, люблю делать подарки, а понимают это не совсем правильно… Я рад, что вы правильно меня поняли… На Тверском бульваре сегодня горячие пирожки выбросили. С капустой. Вы любите пирожки с капустой?

– Да, – неосторожно вырвалось у меня. Я действительно обожал пирожки с капустой.

– Вот… тогда… пожалуйста… – молодой человек залился краской и выложил завернутые в промасленную бумагу, похожую на картон, которым застилают полы во время ремонта, пирожки. – Ешьте, пожалуйста…

Я машинально развернул сверток и увидел два пухлых, румяных, источающих запах жареной капусты пирожка. Не знаю уж как это получилось, но я в два укуса проглотил пирожок, а второй машинально завернул в тот же картон и сунул в стол.

– Сыну отнесу, – зачем-то сказал я. Это совсем уж было глупо.

– Мой тоже любит, – сказал человек с бородкой. Нам обоим было как-то неловко.

– Так того… может, у вас есть рассказы, а вы просто стесняетесь… Я могу прочитать… В виде исключения, конечно… У нас есть, правда, специальные литературные консультанты…

– Что вы! Что вы! – замотал человек бородой-мочалкой. – Я же вам сказал – не пишу ничего! Даже стихов в детстве не писал.

– Так чем тогда обязан?..

– Я хотел с вами поговорить. Я давно уже мечтаю с вами поговорить. Я был во многих местах, но, по-моему, только вы…

– Слушаю вас, – сказал я обреченно. Теперь я понял, с кем имею дело. Этот человек был тихий изобретатель вечного двигателя. Такого не выгонишь, на него не накричишь… Его надо просто выслушать. Сидеть и слушать хоть всю ночь, иначе он придет на следующий день. И на следующий. И опять. Пока самому не надоест.

Между тем человек с трудом приподнял свой портфель и передвинулся ко мне на два стула ближе.

– Видите ли, в чем дело. Я внимательно читаю вашу газету. Как говорится, от корки и до корки. Все. Понимаете – все! Я и другие издания читаю, но именно ваша вызывает у меня наибольшее удивление.

– Вот как?

Признаться, я не предполагал, что разговор пойдет в этой плоскости.

– Да! Больше всего меня поражают очерки. Как вы их пишете? Почему начинаете то так, то этак, то середина у вас оказывается в конце, а конец залазит в середину. Зачем вы так делаете? Я ничего не понимаю. Ведь есть же теория очерка, есть классические образцы, есть мастера. Есть законы жанра, наконец! Вы это специально делаете?

Молодой человек придвинулся ко мне еще на два стула и заглянул в лицо:

– Если специально, то вы издеваетесь над жанром! Вас просто надо снять с работы. Если вы делаете это не нарочно, так сказать, не ведаете, что творите, то вам надо учиться. Учиться серьезно, профессионально. Ответьте мне! Только честно! Не виляйте!