Евгений Дубровин - Затуманенная голова

– Мы просто хотим, как лучше, – пробормотал я.

– Как лучше? – ахнул молодой человек. – Неужели вы правда так считаете? Вот взять, например, лично ваш последний очерк. Ведь в нем пять колонок описания природы и только двадцать три строки о самом герое!

– Так мой герой ведь лесник… – начал я и вдруг осекся. Неожиданная мысль пришла мне в голову. А не пригласить ли этого чудака к нам на месячную летучку. Так сказать, неожиданный взгляд со стороны на все, нами написанное. Парень эрудированный, теоретически подкован, может, и скажет что дельное.

Я высказал свою мысль вслух, и парень с бородкой-мочалкой охотно согласился. Мы расстались по-дружески, и он, довольный, уволок наконец свой объемистый семейный портфель.

В назначенный день люди собрались на летучку, я и думать забыл о своем знакомом, сделал небольшой доклад по вышедшим номерам и вдруг увидел его. Сидит в уголке в обнимку со своим опять огромным портфелем, бородку-мочалку пощипывает и внимательно так меня слушает.

Ну, после доклада, как это и положено, развернулись страсти. Кричат, ругают, хвалят, восторгаются, проклинают. В общем, как всегда. Только тот, с портфелем, молчит. Ну, когда перекипели все, я и говорю:

– Товарищи, тут вот к нам читатель пришел. Интересно послушать его мнение. Пожалуйста, молодой человек.

Человек с бородкой встал, помолчал, потом хлопнул себя по кудрявой голове и воскликнул:

– Или я нормальный, а вы все сумасшедшие и вам надо серьезно лечиться, или я сумасшедший и мне надо серьезно лечиться, а вы все нормальные. Ведь вы хвалите то, что плохо, и ругаете то, что хорошо!

Что тут началось! Боже мой! Гвалт, вопли! Но парень не сдается, отстаивает свою точку зрения. Оказался он действительно хорошо подкован в вопросах теории, крыл цитатами из классиков, подводил теоретическую базу, строил прочную цепь логических доказательств.

И тут родилась идея. А не взять ли его нам в штат редакции? У нас есть должность – называется «свежая голова», то есть человек, который весь день отдыхает, а потом на свежую голову читает целиком номер, вылавливает ошибки. Не сделать ли антипод «свежей головы», так сказать, «затуманенную голову»? Пусть она копается в номере своими логическими звеньями, может, что и выкопает.

И мы зачислили парня с бородкой в штат. Взялся он за дело горячо. Ругал нас ужасно, обзывал сумасшедшими, но иногда из его набитой теорией головы мы что-нибудь вылавливали для себя, какую-нибудь шальную идею. Поэтому и держали. Звали его Аликом. Вскоре освободилась должность заведующего отделом, подходящей кандидатуры не оказалось, в кабинет пока посадили Алика. А потом как-то привыкли. Сидит в кабинете заведующего, и пусть сидит. Сумасшедшие мы, так сумасшедшие… Газета-то все равно выходит.

Вскоре я перешел на другую работу, потом вышел на пенсию, занялся литературой. Пробую писать рассказы и ношу их в свою бывшую газету. Редактором там сейчас Алик. Видно, зашел как-то в редакторский кабинет случайно, да и привыкли к нему. Пусть себе сидит. Газета-то все равно выходит. Конечно, растолстел, полысел, приобрел бас, но остался прежним.

– Или ты нормальный, а я сумасшедший, и мне надо серьезно лечиться, или ты сумасшедший, а я нормальный, и тебе надо серьезно лечиться, – говорит «затуманенная голова», прочитав мою рукопись. – Где логика? Где законы жанра? Почему у тебя нет завязки, кульминации и развязки? Ты что, бредишь?

Мы спорим час, два, три. Потом я забираю свою рукопись, вздыхаю и кладу на стол «затуманенной головы» два пирожка с капустой, купленных на Тверском бульваре.

«Затуманенная голова» почему-то быстро и сердито съедает их, и в его глазах я читаю жалость к себе.

– Бросил бы ты писать, – говорит бывший мой сотрудник, – да пошел в ночные сторожа. Сторожа везде сейчас нужны. И платят им хорошо.

Я бреду домой огорченный и гоню от себя упорную мысль о сторожах, которым хорошо платят…