Дмитрий Холендро - Избранные произведения в двух томах. Том 2 [Повести и рассказы]

— Ну-ну!

И втиснул руки в рукава пальто. Все, сказал он себе вместе с этим, хватит придумывать, не то с ума сойдешь. Проклятая это штука — придумывать. В лесу, где все время сам с собой, нельзя позволять этого. Чудеса кончились. Ставь точку, Кеша.

Спускаясь по трапу, он почувствовал, что действительно нежданное приключение кончилось, и в последний раз мелькнуло перед глазами видение нереальной улицы с тополями, венецианского окна, водопада, девушки с косой… Не было ничего этого…

Моросило сквозь снег. Мокрый снег уже падал. И сюда подступала неспешная весна, как будто он ее с собой прихватил. Сырость была глубокая, лесная, таежная. Запахло лесом — неувядающе, потому что тайгу ни вырубить, ни выветрить. Ее еще не видно, но уже здесь она…

На площади что-то бубнило радио, мимо уха, и он прошел бы, если бы его не задержала фраза:

— Есть разрушения и пострадавшие…

Тогда он повернулся и увидел толпу под репродуктором. Разрушения, пострадавшие…

— Где это? — спросил Кеша.

— В Та-ашкенте.

— Трепаться-то! — сказал Кеша. — Я серьезно спрашиваю.

И вынул сигарету, чтобы прикурить у долговязого заики, который плотнее запахнулся в свое длинное, до пят, пальто с собачьим мехом.

— 3-з-землетрясение!

— Где? — повторил Кеша, забыв прикурить.

— В Та-ашкенте! Ска-азал же!

— Ну да! Я сейчас оттуда.

— Оно всегда так бывает. Нет-нет и — есть, — прибавил кто-то сбоку, из толпы.

«Вот чудак!» — подумал Кеша и поискал глазами: кто это такой умный? Рыхлый мужчина с непонятной улыбкой вытер симпатичное, как у детского затейника, лицо, неожиданно съязвил:

— Если сообщают, что есть разрушения, то уж есть!

А репродуктор сыпал на площадь аккорды рояля.

Как ни в чем не бывало! Как будто не могли объяснить главное: какие разрушения, где?

Много позже — через день, два, которые показались Кеше самыми длинными в жизни, — он послал деду вырезку из газеты:

«26 апреля в 5 часов 23 минуты в Ташкенте произошло землетрясение силой 7,6 балла… Оно сопровождалось серией подземных толчков и гулом, слышным на всей территории города… Разрушено значительное количество жилых домов… Несколько больниц, школ… Зарегистрировано 4 смертных случая и госпитализировано около 150 пострадавших… Такого землетрясения, как нынешнее, с очагом под самым городом, не отмечалось с 1868 года».

А тогда постоял, как чокнутый, словно все в нем выключилось, омертвело, и не сразу пришел в себя, догнал заику посреди площади:

— Что еще сказали?

— По-ока все!

Как всегда, у касс гнули спины. Кеша толкнулся в одну, другую. Раздраженная пожилая женщина огрызнулась:

— Чего тебе?

— Да билет в Ташкент.

— В Ташкент?

— Ну!

— А вот я сдаю билет в Ташкент! — вскрикнул худосочный парень в финской шапочке, так вскрикнул, будто шутил, но в руке в самом деле сжимал билет.

— Беру, — сказал Кеша.

— На билете моя фамилия написана.

— Долечу и под твоей, — сказал Кеша.

— А что? — еще больше развеселился парень в финской шапочке. — Двадцать пять процентов удерживают при возврате билета. Догадались! А если я выручаю человека? Я же сто платил! Не терять же!

— Правильно. Пусть теряют, у кого денег много, — засмеялся и Кеша в тон парню, а тот спросил:

— У тебя там мать или кто?

— Или кто, — сказал Кеша.

— А я к дядьке в отпуск собрался. У меня дядька — во! О нем, я думаю, позаботились.

— Его предупредили, — сказали рядом и опять засмеялись, а Кеша схватился за билет, который парень не выпускал из рук, Кеше казалось, что сейчас все рвали билеты и стремились туда, в Ташкент.

— Шутки шутками, — тянул парень, — а у него все же особняк. Может, устоял как раз.

— Особняки и упали как раз. Они старые.

— Ну, так мне и лететь некуда! — хихикнул парень и отдал билет.

Через час самолет поднялся в воздух. Весь час Кеша боялся: только бы не задержали — мокрый снег, мало ли там что еще. Очень долго летели на этот раз. Долго стояли в Новосибирске, словно ждали кого-то…

Чем ближе к Ташкенту, тем меньше становилось пассажиров — в Чите вышли, в Новосибирске тоже. Сидели порознь, через два кресла в третьем, все помалкивали, никто толком ничего не знал, а зря не разговаривали, и Кеши коснулось первое ощущение несчастья, которое все еще мерещилось выдумкой, неправдой.

«Можно удалиться от вулкана, — писал известный исследователь мироздания Александр Гумбольдт, — уклониться от потока лавы, но куда же бежать от землетрясения?»

Это Кеша прочел в ташкентской газете.