Дмитрий Холендро - Избранные произведения в двух томах. Том 2 [Повести и рассказы]

— Снимайте китель, Аркадий Семенович.

— Правильно, молодец! — заговорила Марья Ивановна, беря Петю за плечо. — Может быть, это и вразрез с театральными обычаями, но мы самодеятельность. Мы не будем больше играть с вами, Аркадий Семенович. Не хотим.

— Снимайте китель, — небрежно потребовал и Вася, пришедший защищать и успокаивать свою невесту, а она перестала плакать.

Вася вызвался подежурить за кулисами, у двери артистической комнаты, чтобы Гошкин спокойно провел там время спектакля, не смущая публики. Тот запротестовал, но Вася посадил его на табуретку и сказал:

— Вы пьяный.

А Петя прикрыл глаза на секунду, проверяя, готов ли он внутренне к выходу на сцену, но вместо нужного образа перед ним встало пьяное лицо Гошкина, и он снова решил про себя, что не мог поступить иначе. А оказавшись вместе с Тасей на сцене, незаметно от публики дружески подмигнул ей.

На улице все так же дул ветер и шел дождь. И было темно. Где тут Дом приезжих, в котором Петю ожидала койка, куда идти, не разберешь. Но Пете и не пришлось разбираться, так как его позвали ночевать к себе Степан Константинович с женой «на правах старых знакомых», как сказал при этом механик.

С секретарем райкома Алексеем Антоновичем Петя договорился встретиться утром. Степан Константинович рассказывал, как все в зале удивились замене Гошкина, но, конечно, догадались почему. Пьет, пьет! Петя хмурился.

Для того ли строили большое, почти театральное здание в голой степи, где свистит бесконечный ветер, для того ли писалась пьеса о матросе революции Годуне, для того ли учили роли Тася и Ниночка, которые были так хороши, и Ющенко, с одаренной душой человек, для того ли везли ему матросский костюм Степан Константинович и Вася, и жители районного села собирались после трудового дня в своем Доме культуры для того ли, чтобы желчный Гошкин наводил в нем свои порядки? Такие люди — и вдруг Гошкин. Вон его — и на ветер! Завтра все это он выскажет секретарю райкома.

Что ж, а пока — к знакомым, о которых он знает еще так мало. Хлюпая по грязи сапогами, Степан Константинович рассказывал теперь, как он стал именно Константиновичем. До прошлой осени был все еще Степой и Степой. А вот женился, и пошли его величать по отчеству.

— Вы и женились в этом селе? — поинтересовался Петя, оставляя главные думы на завтра.

— Нет. Я из ленинского колхоза. Я там агрономом работала, — бойко ответила за молодого механика жена.

«Это там, где сад», — припомнил Петя.

Сад, сад! Странно, сад этот стал главной приметой всей дороги.

А сажал его секретарь райкома Алексей Антонович, в прошлом парторг ленинского колхоза, видимо, умный мужик, а вот на тебе, терпит Гошкина.

Не отвяжешься никак от этих мыслей.

— Значит, вы из того ленинского колхоза, где сад?

— Да, да, да, — сказала шустрая жена механика, а сам он вздохнул, да как-то тяжело, с хрипом, со стоном, непритворно, и подосадовал:

— Вот жалуется: не повезло ей!

— Вам? — почти возмутился Петя, искренне увлеченный Степаном Константиновичем. — Чем же это вам не повезло?

Он готов был по-настоящему расстроиться и рассердиться. А она тихонечко засмеялась, прикрываясь краем пухового платка и не отвечая.

— Спросите, спросите! — подзадоривал Петю Степан Константинович без сочувствия к жене и ее смеху, такому сдержанному и веселому, точно она напроказила, как девчурка, и знает, что ее не очень накажут за шалость, но все же побаивается.

— А вот придем домой, я вам за оладьями расскажу, — пообещала она Пете и тоже вздохнула.

Дом, оладьи, теплая печка — что это за чудо после такого дня! Молодожены занимали две нарядные комнаты. Обставлены они были вполне по-городскому, с хорошим гардеробом, буфетом, в котором громоздился сервиз — свадебный подарок родителей Степана, о чем сказала его жена, — с большими фотографиями на стенах: на одной — выпускники курсов механиков, на другой — агрономического техникума, в овальчиках, а в центре той и другой, в овалах покрупнее — фотографии учителей. И стены, и буфет, и кровать, и этажерка с книгами, и тумбочка с духами — все было украшено яркими вышивками.

— Это Лена, — объяснил Степан Константинович.

Оладьи нетерпеливо зашкворчали на горячей плите. Через какую-то минуту их выросла целая гора на тарелке, и проворные руки Лены уставили стол всякой едой: копченой рыбой, салом, порезанным на прозрачные и оттого розовые кусочки, домашним печеньем, а к чаю появился и лимон.