Иван Виноградов - Плотина

— Как он справляется? — спросил Николай Васильевич.

— Старается… Я ему сказал, что только временно назначаю, до твоего прихода.

— А на доске его фамилия написана капитально.

— Так надо же как-то звено обозначить.

— Ну ладно, — не стал противиться Николай Васильевич. — Я вижу, что мог бы еще три недели дома сидеть, — не то в похвалу Юре, не то с другой какой мыслью проговорил он. — Все у тебя тут в ажуре.

— Это не моя вина, шеф, — поспешил Юра «оправдаться». — Просто все везде здорово налаживается: бетон вымаливать не надо, арматуру дают вовремя, краны работают, а людям ведь только одно и надо — чтобы дело шло без задержек.

— И оно, что же, вот так все идет и идет, без сучка без задоринки, весь божий день?

— Работа есть работа, шеф… Но в этом соревновании-содружестве что-то есть!

— Не дураки придумали.

— И еще новость: Острогорцев повел бешеную борьбу со всякими зловредными мелочами.

— Значит, все-таки засело это у него в голове, — удовлетворенно заметил Николай Васильевич.

— Твоя идея? — догадался Юра.

— Он и сам толковый мужик…

Теперь Николай Васильевич уже сверху, с плотины, посмотрел в нижний котлован, на штабную горку и дальше, вниз по Реке, где в зелени берез и сосен блаженствовали пятиэтажные дома поселка, светлея отделкой из мраморной крошки. Наверное, не в первый раз смотрел он отсюда и вверх и вниз по течению Реки, слушая бурливые речи ее, но сегодня все ему вдруг показалось несколько новым и словно бы уменьшенным. Все словно бы отодвинулось, затуманилось или сгладилось. Даже строительного мусора и Грязи стало в котловане как будто меньше. И чище, оранжевей стали «белазы», бежавшие от бетонного завода к плотине, я веселее катилась голубеющая от неба вода, и оживленнее было в нижнем котловане, под станционной плотиной, где намечались первые штрихи будущего здания ГЭС. Обновили потрепанный взрывами флаг над штабом, и новизной блестели недавно вставленные там стекла.

Загляделся, задумался Николай Васильевич, и какие-то новые мысли или ощущения приподняли его еще выше, куда-то к тому уровню, на котором протянется от берега к берегу (и в дальние завтрашние времена!), выгнется гордой красивой дугой поперек Реки могучая плотина, очищенная от всего лишнего, прекрасная в своей завершенности. Она не только будет работать, накапливая воду для турбин, она украсит этот уголок земли человеческим творением. Пусть говорят что угодно, пусть и сам я понимаю, что мы пока что портим плотинами реки, но всякий раз, когда ты ее закончишь, это действительно поднимает тебя. Посредством таких творений человек прикасается к вечному и к вечности.

Не оттого ли все сегодняшнее, все здешнее показалось вдруг Николаю Васильевичу отдаленным и вроде бы уменьшенным? Не оттого ли, что он посмотрел на все с завтрашней высоты?..

Когда вернулись в прорабскую, Юра сказал:

— Давай, шеф, я доложу тебе о готовых блоках.

Николай Васильевич медленно уселся за свой стол, широко возложил на него руки, будто обнимая или заново примеряясь к нему, затем столь же неторопливо достал из пиджака свою заветную книжицу. Во время болезни он заметил, что обтерлась у нее обложечка, и как мог подремонтировал, подклеил. Хотел еще и в целлофан упрятать обложку, но что-то тогда помешало, а потом забыл. Зато в том месте, где кончались предшествующие записи, оставил закладочку и теперь сразу открыл книжку на нужной странице. Посмотрел на аккуратные колонки цифр. Перевернул несколько листов назад, в прошлые годы. И протянул книжку Юре.

— Держи!

— Не понял, — чуть растерянно проговорил Юра, не решаясь принимать этот неожиданный дар.

— Держи, держи! — повторил Николай Васильевич. — Запиши новые блоки и оставь ее у себя.

— Да я не умею так красиво писать цифры, — все еще сопротивлялся, словно бы опасаясь чего-то, Юра.

— Захочешь, чтобы было не хуже, и научишься.

— Но ты же сам любишь.

— А теперь ты привыкай. Очень скоро поймешь, что это не просто учет.

— Ты что-то задумал?

— Ничего нового, Юра. Просто хочу, чтобы ты получал иногда удовольствие.

— Только чтоб без всякого подтекста, шеф!

— Я и не знаю, что такое подтекст.

— Я тоже, — засмеялся Юра и взял книжку, поскольку уже невозможно было смотреть, как отец безответно держит ее на весу. У него даже рука стала вздрагивать. Надо было выручать старика.

А вот сказать что-нибудь еще Юра уже не смог, не нашелся и потому сел тут же к соседнему, своему столику и начал по памяти вписывать в книжку традиционный ряд цифр: номер блока, его отметка, объем в кубах, марка бетона… Он приступил к делу со всем старанием, но его цифры все равно не получались такими же красивыми, как у отца, и в книжке сразу наметилась смена стилей. В следующем ряду Юра начал выводить каждую цифру отдельно, подлаживаясь под отцовский «чертежный» шрифт. После нескольких цифр откинулся, чтобы посмотреть чуть издали. Остался доволен. И почувствовал вдруг, что это действительно приятная, черт возьми, процедура. Особенно когда добавляешь к прежнему итогу новый, нарастающий. Не зря отцу нравится это…