Словом, жребий ли, вызов ли — был брошен. Впереди всем этим людям — и десяти тысячам отсутствующих — предстояла опять работа, работа, работа. В общем-то известная, привычная, но уже и чуть-чуть новая.
Когда выходили из зала, в дверях кто-то, словно опомнившись, спросил:
— Слушайте, ну кого мы обманываем? Себя обманываем!
Николай Васильевич хотел было оглянуться на этот голос, но сдержался, не удостоил. И никто, кажется, не оглянулся. По крайней мере никто не отозвался на него. Так он и повис в воздухе.
Но человек этот, наверное, уже приготовил, затаил в себе до поры до времени, и другую фразу: «Я же говорил! Я же предупреждал!»
12
Николай Васильевич спросил Юру, останется ли он смотреть кино, обещанное после собрания. Юра подумал и отказался.
— Судя по названию, там опять будут выступления в прениях, а я уже наслушался… Наше собрание было для меня интереснее, — добавил он, как бы смягчая отказ.
Но после этого и Николаю Васильевичу расхотелось смотреть кино. Все-таки действительно стали выпускать многовато пустых, неинтересных фильмов. Не то, что до войны было. Там что ни картина, то событие. Ну пусть не каждая, пусть через одну, зато какие выходили произведения! «Чапаев», «Александр Невский», «Мы из Кронштадта», «Петр Первый», «Юность Максима»… До сих пор живут они и работают. Какое по счету поколение воспитывают! Собрались бы когда-нибудь киноработники и задались этим вопросом, обсудили и проанализировали…
Тут мысли Николая Васильевича снова вернулись к только что отшумевшим здешним речам на свои родные темы, и он решил немного пройтись да подумать. На улице еще и такую перед собою цель поставил: выйти к Реке, посмотреть, не ловит ли кто с берега рыбу, и спросить, как клюет. В природе все по-вечернему притихло, и клев может быть хороший. Так что приятно и полезно будет посидеть на бережку. Посидеть и подумать, глядя на поплавок, о своих делах и заботах. Их теперь наверняка прибавится.
Занятная это штука — работа. Казалось бы, все ты о ней знаешь — и что делать, и как делать, но вдруг возникает некий новый поворот, и ты опять стоишь, как в начале пути. Все приходится продумывать и что-то придумывать заново. Самое легкое на свете дело — это сказать: «Сделаем!»
Вдруг пришло в голову, что все эти сжатые, предложенные сегодня сроки можно было заложить в свое время в проект — и не потребовались бы теперь никакие дополнительные обязательства. Хотя и невозможно все предусмотреть заранее, а ведь надо. Сегодня особенно надо, чтобы потом не вздыхать и не ахать. Ученых много, а науки мало…
Пожурив кого-то безымянного, он опять вернулся к своим личным заботам, с которыми столкнется уже завтра. И так, за раздумьями, незаметно прошел весь густой, не тронутый строителями березовый лесок и вышел к Реке. Она теперь, после бурного и мутного весеннего возбуждения, постепенно успокаивалась и светлела лицом. Особенно привольным было ее течение в этой широкой излучине, где стремнина отодвинута, отжата к противоположной береговой скале. Сама природа отгородила здесь уютный тихий уголок, как бы изначально приуготовленный для отдыха человека. И люди оценили этот подарок природы: домов на берегу не строили, березнячок сохраняли для будущего городского парка… Это, к счастью, сумели предусмотреть.
Для молодежи здесь и сегодня — парк. В поселке гуляют все больше семьями, с колясками, а тут — царство парочек, в котором они чувствуют себя вполне свободно и непринужденно. Вон как притиснулись эти двое друг к дружке — и обнимаются, и целуются без всякого стеснения. У парня на запястье какая-то металлическая цепочка, у девчонки над вызывающе молодой грудью — большое красное сердце на голубой кофтенке.
Увидав пожилого человека, все же застеснялись, в лесок свернули.
У них свое, у ветерана — свое. У него такие заботы и забавы далеко позади остались. Ему их не так уж много и выпало, если начать вспоминать. Все съела война, надолго оставив в душе непроходящую, словно бы законсервированную, беспредметную любовную тоску.
Впереди, на одном из двух черных камней, торчавших из воды у самого берега и прозванных Братьями, стояла с удочкой женщина. Хотя в Сибири женщина с удочкой — не диво, Николай Васильевич чему-то про себя удивился и замедлил шаг. Это была Женя Лукова.
Женя тоже увидела его, как-то ненароком оглянувшись. От этого движения она слегка покачнулась на своем камне, потеряв ненадолго равновесие, забалансировала руками, подергивая попутно удочку, и надо же было такому случиться, что как раз в этот момент поплавок вздыбился и спрятался в воду. Женя еще не установилась окончательно на камне, а надо было подсекать.
Читать дальше