Олесь Гончар: Таврия

— У них там тоже ярмарки есть? — поинтересовался дед.

— Еще какие! Человеческий товар у них издавна в ходу. Они себе вместо сезонников негров-арапов навезли на кораблях из Африки, столько нагребли, что на весь век хватит… А в руках как умеют держать! Со своими они не цацкаются, как мы здесь. Чуть что — петля на шею — и на дерево, вот и весь разговор.

— У нас для этого и дерева путного нету, — пошутил Андрущенко.

— При таких обычаях и дурень каши наварит, — опять заговорил приказчик. — А нашего тут пока уломаешь, семь потов с тебя сойдет. Не зря паныч Вольдемар старается подбирать себе таких, как я. Думаете, нет у него здесь своего расчета? Знает, что Савка умеет подойти к сезоннику, сумеет стреножить его… На ярмарке не до реверансов, здесь как раз Савкин деготь подавай! В Каховке ему и присказка пригодится и шутка поможет. Поеду — наберу за такую цену, что другие потом глаза вылупят. А все потому, что я сам гречкосей, с людьми не гордый. Знаю, с какой стороны подойти, по какой струне ударить… «А, полтавчане! Братцы! Земляки!»

Распалившись, Гаркуша произносит последние слова таким тоном, будто стоит уже где-то на площади посреди толпы батраков. Гнат Рябой, который, видимо, задремал, при восклицании Савки вскочил как ошпаренный:

— Кто? Где? Какие земляки?

Захохотала добродушно вся компания.

— Не кидайся, казаче, — успокоил Гната Кабашный. — Здесь не те земляки, что тебе мерещатся.

— Были раньше и у меня промахи, — продолжал Гаркуша, — но батько, спасибо им, научили, как надо ярмарковать… Теперь я держу линию не на мужиков, а больше на девчат и подростков… Набираешь их за полцены, а работу спрашиваешь, как со взрослого мужика. Молодые, дешевые, здоровые, сил у них хватит, сумей только вытянуть. И бунтарей среди них меньше. Покапризничают, покричат, а чеченцами пригрозишь — и замолкнут.

— Почем же вы девчат набираете? — спросила Настя, поводя спиной, как от щекотки.

— За красоту — червонец надбавки, — выпалил Андрущенко. — Паныч только Савке доверяет горничных набирать…

— Тимоха, не спотыкайся, — оборвал его Гаркуша, который давно уже поджидал случая осадить приятеля, слишком уж распоясавшегося. Думает, наверное, что Гаркуша не замечает, как он, втиснув Настю между собой и соседом, то и дело пристает к ней с чаркой, чтоб пила, и как она иногда, сдерживая смех, дергает плечом, будто кто-то ее тайком щекочет. Все замечал, все запоминал Гаркуша, не собираясь ничего прощать… Но всему — свое время.

— Скажите, какие же служаночки ему нравятся? — поинтересовалась Настя. — Чернявые или белявые?

— Определенно не такие, как ты, — буркнул дед, — потому что иначе давно была б уже там.

— Ну да, чтоб динамит подложили! Это ж правда, что у вас там какую-то девчину насмерть завалило? — обратилась Настя к Гаркуше.

— Да это тот придурковатый Густав придумал… На что другое, так у него десятой клепки не хватает, а на это хватило.

— Из-за ревности все?

— А из-за чего другого? Горничную Серафиму наметил себе, а Фридрик Эдуардович отбил ее у него… Ну, Густав и решил им подстроить… То ли динамиту, то ли чего другого подложил, только весь флигель, в котором они легли, в воздух среди ночи подняло.

— Подумать только, — вздохнул Кабашный, — брат на брата из-за девки пошел!

— Вся Аскания проснулась от грохота. Сбежались сторожа, пожарники, а подойти боятся: может, еще рваться будет? Потом все-таки кинулись, вытащили из-под обломков голого Фридрика Эдуардовича, стали откачивать…

— А девчина все там? — ужаснулась Настя. — Пана откачивают, а про нее забыли?

— Кто же знал, что она там… Уже когда пана откачали, признался он, что и девушка была с ним, сказал, чтоб искали… Вытащили, да поздно! Зато уж и повелел он похоронить ее с почестями, белый камень поставил с золотыми буквами… И родителей вызвал, полсотни овец им отвалил, чтоб молчали… Теперь поехал куда-то в Швейцарию лечиться.

— А Густаву что? Так и прошло?

— Заслали в отцовский Дорнбург, живет теперь там вурдалаком.

— А говорили, что его в желтый дом отправили…

— Собирались, но потом на семейном совете как будто решили, что много шума будет, еще больше опозорятся…

— Позора боятся, — задумчиво промолвила Настя. — Белым камнем откупились. А что девчине век укоротили, то ничего.

— Брат на брата, — снова покачал головой Набатный и, помолчав, обратился к Гаркуше. — Ты мне вот что, Савка, посоветуй… Что, если подать прошение на высочайшее имя?