Олесь Гончар: Таврия

— Становитесь здесь, Саввочка, я вам солью.

Щедро сливает Настя, расплескивает.

— Не дорожите вы здесь водой, — замечает Савка отфыркиваясь. — А у нас в степи… каждую ночь крадут. Отбоя от них нет.

— От кого нет отбоя? — заинтересовавшись, подходит поближе к гостю старик Кабашный.

— Воду, говорю, крадут крестьяне из экономических колодцев… Уже и объездчиков новых выставили — все равно не страшатся… Особенно там, в Присивашье.

— Видно, солоно едят, оттого много пьется, — оживившись, пошутил дед. — Соль у них там хорошо родит, на Сивашах.

Скомкав рушник, гость медленно вытирает им свое крепкое, скуластое, словно из кирпича, обожженное лицо, растирает крутой, налитый кровью затылок, топчется перед дедом, приземистый, мускулистый, как годовалый бычок. Вот-вот, кажется, боднет деда головой в бок.

— Солоно или не солоно — это нас в конце концов не касается. У нас, сами знаете, каждая капля на учете: своим гуртам еле-еле хватает.

— Известно, в степи… вода на вес золота.

— Пошли в дом.

Лукаво перемигивались заезжие под возами, наблюдая, как ведет Кабашный молодого приказчика в дом. Там, в горницах у Насти, место Гаркуши. Кивнет кто-нибудь вслед, слегка кашлянет, подмигнув соседу, тем и ограничится. Кому охота связываться с Гаркушей и его компанией? У старика ястребиный взгляд — пусть сам за своими любовницами смотрит.

— Жарко у тебя, Настя, — заметил приказчик, очутившись в комнате.

— Сегодня во всей Каховке жарко, — виновато улыбнулась Настя. — Печи день и ночь топят, жарят и шкварят, всякие крендели пекут… Чтоб до конца ярмарки хватило.

— Ты тоже напекла?

— А я что? Разве заработать не хочу?

— Кто чем может, тем и промышляет, — пояснил Кабашный. — Вы — людьми, цыгане — лошадьми, а мы уж… хоть кренделями.

— Не прибедняйтесь, Лукьян Свиридович!

— Не прибедняюсь, Савка, но и с вами, молодыми, тягаться мне уже не под силу… Подкосило меня раз и навсегда.

— То-то и беда наша, что банков боимся. Вместо того чтоб самим ими заправлять… Правда, они тоже иногда вылетают в трубу.

— Да пусть уж… Вылетел бы, да не один.

— Конечно, вместе веселее, — улыбнулся Насте Гаркуша и отошел к своему откупленному у деда окну. Дед, наказав Насте готовить ужин, тоже вскоре подошел к окну, выходившему прямо на ярмарочную площадь, уже людную, растревоженную, окровавленную вечерним солнцем.

— Комнату смеха строят, — заметил Гаркуша.

— Нет на них управы, — сказал Кабашный, как бы оправдываясь. — Принесла их нелегкая чуть ли не под самые окна с теми кривыми зеркалами.

— Это ничего, — благодушно ответил приказчик. — Будет людно, а где людно, там и доходно. Разве не так?

Уже и сейчас на площади косяками ходили приметные среди прочего люда сезонники. В заплатанных свитках, худющие, сгорбленные, с давно не стриженными чубами, торчавшими из-под брылей и помятых шапок… Толпились возле еще не достроенной комнаты смеха, заглядывая друг другу через плечо, вытягивая худые, жилистые шеи, — где-то там устанавливали для них большие кривые зеркала.

— Ну, уважаемые земляки, — весело промолвил Гаркуша, имея в виду сезонников, — какими вы себя там видите, в зеркалах? Наверное, очень дорогими? Что касается меня, то я уже вижу вас… по десятку на веревочке!

— И сколько ж таких десятков думаешь в этом году нанизать? — спросил Кабашный.

— Мне маловато перепало… Двести чубов поручено пригнать. А всего Фальцфейны будут набирать больше трех тысяч.

— Это куш, — причмокнул старик. — Три тысячи… А говорили, будто ваш паныч из Америки машин много выписал, на машины хочет переходить…

— Машины своим порядком… Сам паныч махнул в Америку с шерстью, выберет и машины на месте… Правда, знатоки наши подсчитали, что для хозяйства живая каховская «машина» пока что выгоднее, чем фабричная.

— Еще бы не выгоднее… Хорошего сезонника, Савка, ничем не заменишь… А какие на него затраты? Сущие гроши… Ишь, сколько приплыло!

— Будет улов, Лукьян Свиридович. Будем брать их завтра голыми руками!

— И с каждой весной все больше… Расплодилось народу — деваться уже ему некуда.

— Пусть размножается — найдем дыры!

— О, не говори, Савка… Скоро их столько будет, что и земля не прокормит… И нас с тобой проглотят… Великий мор надвигается на нас, Савка. В писании прямо сказано…

— Что там писание… Не верит ему наш паныч.

— Доучился!

— А что ж… Все европы прошел, а теперь еще и Америку пройдет.

— Думаешь, Америка его научит, как черные бури обуздать, как дожди вызвать?