Александр Аборский: Год веселых речек

— По джару? Я слышала. Видите, я уже в курсе ваших дел. Меня даже просили помочь со съемкой. Жаль, в экспедиции такая нагрузка! Ни за что генерал не пустит. Это мы Сергея Романовича так зовем, — пояснила Ольга. — Но скоро сдадим большой квадрат, тогда…

— Непременно! — подхватил Таган. — Во-первых, джар вблизи села Кумыш-Тепе, это моя родина, у меня мать там и дедушка. Я гостил у вас в Москве, и вы погостите у нас; а во-вторых, помогите со съемкой. Водохранилище-то мы — побоку!

— Как? — удивилась Ольга. — Каратаев с Иванютой грезят о запасах воды…

— Да, да. Исправлять ошибки природы — разумеется… Но исправлять расчетливо, без опрометчивости.

— Каратаев уже, верно, жалуется на ваше равнодушие. — Таган поразился проницательности собеседницы, а Ольга продолжала: — Человек он интересный, археологией увлекается. Этакий главный хранитель местных курганов.

— Лорд-хранитель барханов, — не удержался Таган.

— Ну вас! Грех смеяться над старшими.

— Каюсь. Тем более что он учитель мой, и я обязан ему многим.

— Он обещал свозить меня в Байрам-Али, показать редкостный мавзолей, кажется Санджара, но мне все недосуг. А в Байрам-Али ведь мама лечилась?

— Да. Оля, может, вам и сейчас недосуг, а я отнимаю у вас время?

— Что вы! Я так рада, сегодня такой день — у меня столько неожиданностей! Перед вашим приходом получила письмо от Сени Завьялова, он, помнится, тогда же приезжал, когда вы гостили у нас. Был застенчивый парнишка, а сейчас — Арсений Ильич, фу-ты, ну-ты — крупный железнодорожник. Он будет здесь. Ой, я совсем растерялась. У меня ведь переговоры с Москвой заказаны. И чаю я вам даже не предложила…

Выяснилось, что ей надо торопиться, чтоб не опоздать на переговоры. Уже на улице Ольга сказала:

— Вы извините, Таган, и если вечером свободны…

— Вечером буду в Кумыш-Тепе.

— А когда еще попадете в город, загляните, ладно? Я сюда часто наведываюсь.

— Лучше вы — к нам.

— Да вот схлынет там, и приеду.

Он проводил ее до почты, из автомата позвонил в тепловозное депо. Ну конечно: Меред Мурадов в отъезде. С Мередом вечно так. Но этот никуда не денется, решил Таган и, накупив сластей для сельской детворы, с попуткой машиной отправился в Кумыш-Тепе.

Джемал-эдже в просторном домотканом платье стояла у курятника, когда перед ней появился сын. Она вскрикнула, уронила сито с ячменем, куры закудахтали, захлопали крыльями.

— Таган-джан, ягненок мой! — лепетала мать, положив на плечи сыну руки и припав к его груди. Таган поддерживал мать и осторожно отстранял ее голову. Спросил, где дедушка. Должно быть, на огороде, отвечала мать сквозь слезы.

Ребятишки обступили гостя тесным кругом, подхватили его чемодан, оранжевую папку и потащили через веранду в дом.

Около темного покосившегося сарая прыгала над землей косматая папаха и взлетала грязь, выбрасываемая лопатой; Сувхан чистил хауз — обширную яму, в которую стекала зимняя и весенняя вода. Она питала огород, самотеком разливалась по грядкам, лежавшим ниже хауза. Над ними возвышался холм. Снега нынче за зиму выпало мало, дожди шли редко, и хауз пересох. Сувхан гадал по приметам, скоро ли пройдут дожди, и на всякий случай углублял яму. Сейчас он услышал шаги, вылез из ямы, встал во весь рост.

— Сын мой!.. — зычным басом загремел старик и смолк. Потом обеими руками тряс руку Тагана.

— Вековые запасы? — кивнул внук на хауз.

— Куда же денешься, еще твой прадед вырыл.

Шли по огороду, залитому солнцем, и ласковые туркменские приветствия сыпались из уст старика, как спелые плоды с ветвей.

— Чаю нам! — крикнул он, дойдя до порога, затем провел внука в комнату с кошмами и стопкой пестрых одеял на полу. Сняли обувь и стали мыть руки, поливая из медного узкогорлого кувшина.

— Давно не сидели на одной кошме, редко навещаешь. А ведь глаза родителей всегда на дороге, по которой должны прийти дети. Ты с работой или так, повидаться? — спросил дед.

— И повидаться, и поручения есть. На джаре будем ставить подпор.

— В добрый час! Видно, повелось уж так: одно засыпаем, другое роем. Сделаем, а там опять — или останется на века?

— На века. Да, видишь, дается-то нелегко. Ты мне еще маленькому говорил: иному всаднику не до врага, справиться бы со своим конем. Вот и у нас: бывает, воюем меж собой, роем да засыпаем. И все же, когда осел в свои копыта носом упирается, верблюд глядит на далекий перегон.

— Сами на солонцах, глаза на лугах. Ой, погоди-ка! — дед шагнул к окну и, окликнув ребятишек, велел им сбегать к председателю Чарыяру и Айнабат, сказать о приезде Тагана. — Понятно, — продолжал он, снова усаживаясь. — Перегнать Аму-Дарью не то, что лошадь из табуна в табун, однако — осилили. А для счастья чего-то опять не хватает. — Старик высказал сокровенное и застыл в неподвижности. В комнате стало тихо. Таган закурил. — Мереда не видел в городе? — словно очнувшись, спросил Сувхан.