— Кожинов я. Кожинов Семен Лукич, — вдруг тихо, задумчиво, как если бы Кожинов вглядывался в себя или разглядывал себя со стороны, зная, что он — это он, но в то же время как же это может быть, чтобы человек сам себя видел со стороны, — вдруг тихо, задумчиво назвался красноармеец. — Кожинов Семен Лукич, 1903 года рождения. Из города Горького. Завод «Красное Сормово», слышали про такой, а?
Некоторое время Кожинов гладил фрицевский пулемет, поворачивая его, разглядывая, бормоча:
— Ладная машинка. Исхитрится же человечья голова задумать такую.
Пальцы у Кожинова были короткие, толстые, поросшие желтой шерстью, с желтыми же от махорки ногтями, по чуткие, осторожные, и казалось, что Кожинов ощущает ими не только поверхность металла, но и узнает и то, что там, в его глубине.
— Если запастись патронами, я их, фрицев, накосю из нее вагон! — пообещал Кожинов Ардатову, когда Ардатов встал, потому что «юнкерсы», сделав круг, перестраиваясь на ходу, полетели домой. Улетало, Ардатов посчитал, семнадцать.
— То то! — сказал им вслед Ардатов. — То-то, сволочи. Дайте срок, дайте нам срок!
— Вагон и маленькую тележку, — развил обещание Кожинова Щеголев. — Ты смотри мне, не жги даром патроны!
В бинокль все виделось четко и близко — в километре от них, за увалом, степь, не очень круто поднимаясь, переходила в новую гряду пологих холмов, таких же высоток, какую должны были удержать они. Высоток, обозначенных на военных картах малыми цифрами. Так вот, из-за противоположной им высотки, развернувшись в цепи, быстро шли, сбиваясь на бег, немцы-пехотинцы. До немцев было с километр.
— Пока пулеметчики живы, пока пулеметы исправны и есть патроны, спасенья пехоте от этого огня нет, — объяснил Ардатов Щеголеву, Тырнову, Белоконю и Кожинову. «Вот насколько нас хватит, это другой вопрос», — прокрутилось у него в голове.
Ардатов подумал было, что ему следует самому лечь за один из пулеметов, но ключицу от ударов ПТР еще так ломило, что он, с ужасом представив, как будет колотить в нее приклад, отказался от этой мысли, из пулемета он обязательно бы мазал, а мазать никак было нельзя. Он решил, что ему сейчас надо стрелять из винтовки, что с винтовкой он справится, а когда немцы подойдут ближе, он возьмет «шмайссер».
Он высунулся над бруствером и еще раз взглянул на позицию, которую они должны были удерживать сейчас от пехоты.
Их высота, имея форму почти правильной трапеции, лежала основанием — своей длинной стороной к фронту. Траншея проходила по западному скату высоты, загибаясь концами вперед — к немцам. Расстояние от концов траншеи до тех точек, где она изламывалась, чтобы идти вдоль высоты, было метров двести, и если бы немцы прорвались на это расстояние к длинному куску траншеи и если бы на ее коротких концах были бы пулеметы, немцы попадали бы под кинжальный огонь во фланг.
Когда Ардатов лежал под бомбежкой, он, прикидывая, как лучше использовать танковые пулеметы, и нашел это решение, и как только «Юнкерсы» полетели от них, он быстро набросал в командирском блокноте схему обороны и, показав ее сейчас Щеголеву, Белоконю, Тырнову и Кожинову, торопил их.
— Вторым номером бери кого хочешь! — приказал он Белоконю. — Но чтоб позиция была у самого конца! — Он ткнул карандашом в ту часть схемы, где была оконечность траншеи. — Чем дальше от нас ты их встретишь, тем легче будет всем. Ясно? Давай, друг! Метров с трехсот. Чтоб каждая очередь — в цель.
Белоконь, досасывая окурок, щурился, словно ему резал глаза свет.
— Ага. Шухры-мухры!
— Чем позже начнешь, тем позже обнаружат, — подсказал Щеголев.
— Ага.
— Бегом! — приказал ему Ардатов.
— За второй ляжешь сам, — сказал он Щеголеву и показал на схеме, что Щеголев должен лечь за пулемет метрах в тридцати от Белоконя, ближе к общей траншее. — Прикроешь его. Проследи, чтобы Белоконь делал все как надо. Он парень надежный, но все равно — проследи. И смотри, чтобы они не зашли тебе слева, за спину. Ясно?
— Ясно.
Щеголев было дернулся бежать, но Ардатов досказал:
— Присмотри запасные позиции. Когда мы их остановим, они ударят из минометов, в первую очередь по вас и по Кожинову. Тогда быстро на запасную или к нам, к центру. Ясно?
Ардатов сказал все это Щеголеву, как сказал бы своему командиру роты, если бы он с ним уже давно воевал, и поэтому у них уже давно установились отношения фронтового командирского братства, которое делит и риск, и власть над людьми, и водку, и сон и все остальное честно, по-товарищески.
Читать дальше