Вадим Павчинский - Орлиное гнездо

Безостановочно лил дождь. Биргер угрюмо попыхивал гаснущей трубкой. Вдруг где-то далеко, в районе Гнилого Угла, возник слабый, испуганный пароходный голосок. Он настойчиво и тревожно звал на помощь. Потом к этому голосу присоединился хриплый, простуженный бас океанского транспорта. Через минуту весь рейд разнобойно и надсадно огласился призывными пароходными воплями.

Дерябин побледнел, почувствовал озноб во всем теле. Он вышел на палубу и сразу увидел, как в сторону завода ринулись катера, предводительствуемые буксиром «Славянка». Все они были оборудованы мощными пожарными помпами.

— Значит, выгорело! — дрожа от страха и радости, прошептал Дерябин.

Биргер тщетно пытался разжечь потухшую на дожде трубку. Руки у него дрожали, спички ломались и гасли. Капитан вобрал голову в плечи: он ждал, что на «Тайге» вот-вот грохнет взрыв — в трюме лежали бочки с бензином.

Но взрыва не было. И не было видно даже дыма.

Гудки смолкли. Наступила напряженная тишина, — казалось, даже шум дождя исчез.

Дерябин и Биргер не смотрели друг на друга. Они не решались глянуть и в сторону завода. Потом они увидели обратное движение буксиров и катеров, недавно с такой стремительностью ринувшихся к месту происшествия в Гнилой Угол. Позади всех, густо дымя, шла «Славянка», непременная участница тушения всех портовых пожаров. Видно было, что на этот раз ей не пришлось пустить в ход свой мощный брандспойт.

И тогда Дерябин спустился с «Миража» на землю, не сказав ни слова Биргеру, оставив его на палубе одного, по-прежнему безуспешно пытавшегося разжечь погасшую трубку.

Возле кильблоков «Миража», на черной от пароходной и паровозной изгари земле, осень намела бурые сугробы мертвых листьев. Листьями завалило дождевую размоину, по которой безостановочно стекала в бухту вода. Она свободно просачивалась сквозь лиственную преграду, постепенно разрушая ее. «Запруда из листьев не может остановить потока», — вспомнил Дерябин выражение Хоситы и усмехнулся. Он расшвырял ногой образовавшуюся запруду и, не оглядываясь, пошел прочь от своей гнилой шхуны.

А над пристанью разносился торжественный гудок буксира «Славянка». Он тащил к Дальзаводу второй плавучий кран для спуска на воду катеров, построенных в честь приближающейся тринадцатой годовщины Октября.

У причальной стенки рядом с «Тайгой» стоял ледорез «Литке».

С волнением поднялся Хорошута на борт полярного ветерана. «Вот и встретились мы с тобой!» — воскликнул про себя Ефим, осторожно ступая на палубу корабля. Судьба все же привела юного мечтателя на борт арктического богатыря. Но не «зайцем», пробирающимся на остров Врангеля, а ремонтным рабочим пришел на корабль Ефим Хорошута.

Работать на «Литке» собирался Андрей. Но, зная, с каким почтением относится его помощник к этому кораблю, Андрей поменялся с Ефимом и сейчас работал на «Тайге».

Ефим накладывал швы с необыкновенной тщательностью. Он следил, чтобы они были не только прочными, но и отменно красивыми — без брызг и наплывов, одной толщины… Ефим размечтался. Вот все эти швы, сделанные его, Ефимовой, рукой увидят те далекие полярные земли, куда так стремился сам Ефим из знойного Ташкента. И вдруг, думалось Ефиму, попадает ледорез в тяжелые льды. Начинается сжатие. А корпус выдерживает разрушительный напор, потому что крепко сварил швы Ефим Хорошута. Ему захотелось оставить на корабле палубы память о себе. И Ефим наплавил на фальшборте небольшими буквами свое имя и фамилию. Строчка навсегда влилась в металл корабля. Ефиму показалось, что это он сам отныне неразрывно соединен с богатырским кораблем и будет путешествовать на нем по морям и океанам. Кто-нибудь из команды увидит эти выпуклые буквы, прочтет незнакомое имя и задумается над ним. А ледорез будет идти сквозь штормы и льды, вперед и вперед, храня в своем корпусе следы горячего труда молодого рабочего…

После обеденного гудка Ефим поспешил в цеховую столовую. Сегодня комсомольская ячейка должна принимать его в свои ряды.

Собрание открылось сразу же после обеда. В столовой остались не только комсомольцы, но и многие взрослые рабочие. Так уж повелось, что они постоянно на комсомольских собраниях нередко вставляли и свое слово.

Федос, заканчивая обед, внимательно наблюдал за Семеном. Парень изрядно волновался: он подал заявление в комсомол.

…Секретарь ячейки Маша Степкина прочитала заявление Шмякина. Федос помрачнел, не подымал глаз от тарелки. Затем исподлобья поглядел на стоявшего у всех на виду Гришку. Тот не выдержал Федосова взгляда и отвернулся.