Николай больше двух рюмок не выпил. Не переменился с молодости. А ел хорошо, с аппетитом, видно наголодался по столовкам.
Им обоим не легко достался этот день. Оба устали. Фаина стала взбивать подушки, спросила с усмешкой:
— Ну, как стелить будем? Вместе или как?
— Это тебе решать, — ответил Николай Иванович.
— А мы ведь с тобой женаты были, — сказала Фаина, — мы и юбилей справить можем.
— Ну тем и лучше…
Он себя во всем правильно повел. Главное — ни о чем не спрашивал. Целая жизнь между ними пролегла — разве расскажешь? Совсем ни к чему. Тем более что врать Фаина не любила, а правда была не очень-то прекрасная.
А так — получилось, будто и не расставались.
Когда она проснулась, Николай Иванович уже тюкал во дворе топориком — подправлял забор, поваленный бульдозером. Но Фаине надо было воспользоваться случаем и перенести этот забор метра на два, чтобы выгадать грядки под огурцы. Потому она подхватилась и выскочила на участок в одной сорочке.
Николай Иванович послушно перебил колышки и отнес забор подальше. Только за завтраком он спросил:
— А на кой тебе, Фалечка, вся эта хреновина? Может, ты выдумала, что у тебя квартира в Москве?
— Не веришь? — засмеялась Фаина. — Есть квартирка со всеми удобствами на Ташкентской улице. Метро «Ждановская», две остановки троллейбусом. И жировку показать могу.
— Ну и жила бы. Люди в Москву стремятся, а ты из Москвы.
— А я природу, Коленька, обожаю. Я без земли жить не могу. Знаешь, с каким трудом я этот домик приобрела? На Васютку, племянника, оформила. А то бы никак.
— Видишь, и дело получается незаконное. Да в Москве людям государственную площадь сдаешь и с них деньги берешь. Нехорошо.
— А что нехорошо? Я и людям добро сделала, и государству помогла. Молодые специалисты, жить негде — я их в свою квартиру пустила. Опять же дом строю, он, может, двести лет простоит. Государству от этого вред? Польза! Землю бросовую в порядок привела. И торфом, и навозом, и хлопковым орешком. Она у меня как пух стала. Мне, что ли, одной от этого прибыль? Например, я в прошлом году и огурцов и помидоров собрала, не знала, куда девать.
— Продавала небось?
— Продавать я небольшая охотница, но кое-что и продавала. А ведь приятно как красоту выращивать! У меня прошлый год гладиолусы по два метра вымахали. Я в метро еду, букет везу — все внимание обращают.
— На базар возила?
— Нет, ошибаешься. Гладиолусы я знакомым профессорам возила. Они очень цветы обожают. И то — посмотришь на цветок «оскар», он темно-рубиновый, лепесточки алые, бархатные. Красота! Тут у хороших хозяев парники есть, так в апреле можно огурцы собирать… Пойдем, я тебе покажу, где думаю парники приладить…
За два дня он ей устроил большой навес для хранения всякого строительного материала, что лежал на открытом воздухе. Работали весело, радостно. Николай не дал ей ни одного тяжелого бруска поднять. Это было так непривычно для Фаины, что слезы навертывались. Ведь привыкла она к чужим нанятым людям, которые непрерывно кричат: «Пошевеливайся, хозяйка! Поднеси досок! Подбрось кирпича! Подбавь раствору!» А Коля все отстраняет ее: «Отдохни, это не женское дело».
В воскресенье к вечеру оборвали розовый цвет на молодых яблоньках. Только один крупный цветущий букетик не велел трогать Николай.
— Пусть хоть два яблочка вырастут.
Работал он исправно, но уж и ел как настоящий мужчина. В воскресенье на ужин только и оставалась у Фаины картошка да баночка рыбных консервов. Соленые огурцы в подполе лежали еще с прошлого года, они все сделались мягкие. Но Николай ел не разбирая. «Это хорошо, что он непривередливый», — думала Фаина, потому что стряпать она не любила и не очень-то умела.
За чаем Николай Иванович посерьезнел и сказал:
— Ну, вот такие дела, Фаля. Что было, то было. Про это вспоминать не будем. Теперь нам надо думать, как жизнь доживать.
— Ой, как ты рассуждаешь! — игриво засмеялась Фаина. — Я думаю, нам еще и пожить не грех.
— Умирать никто не собирается, но ведь нам не по двадцать лет и не по тридцать. Такие года, что все приходится делать с умом. Я так рассудил, что мы с тобой сладимся. Вот прямо хочу тебе сказать — у меня на книжке трудовых сбережений три тысячи рублей.
Николай Иванович вынул из кармана пиджака затрепанную сберегательную книжку.
— В твои руки отдаю. Пусть она у тебя хранится. А поживем, может, еще доберем и машину купим, хотя бы не новую… И давай все по закону — в загс сходим, без лишнего шума, конечно…
Читать дальше