Нора Адамян: Трое под одной крышей [Повесть, рассказы]

— Хозяйство веду я. Гога тут ни при чем.

— Пожалуйста. Курица — рубль, апельсины — рубль сорок, лимоны и яблоки — еще рубль. Всего — три сорок. — На всякий случай Лиля еще немного уменьшила счет.

— А киндза?

— Это такая чепуха, даже стыдно об этом говорить, Елена Карповна.

— Что значит стыдно? Благодеяний мне не нужно! У нас в Заревшане на десять копеек дают огромный букет киндзы, а здесь три жалкие веточки. В один суп не хватит положить…

Сразу после чая у Елены Карповны поднялась температура, и она задремала на тахте, укрытая ярким пледом, который Лиля подарила Гоге ко дню его рождения.

Лиля перемыла грязную посуду, подтерла на кухне пол. Презрев запрет Елены Карповны, она поджарила лук, нарезала зелень. Для чихиртмы осталось только развести желток с лимонным соком. Лиля открыла холодильник, уложила фрукты и достала яйцо. В холодильнике стоял затхлый запах от пачки прокисшего творога. Выбросив творог в мусоропровод, Лиля взяла тряпку и на цыпочках прошла в Гогину комнату, чтобы вытереть там пыль и вообще навести порядок.

— Вы куда? — остановил ее у самой двери строгий голос Елены Карповны.

— Приберу немного, — покорно ответила Лиля.

— Ни в коем случае! Гога не разрешает посторонним входить в свою комнату!

Лилю утомила эта затянувшаяся игра. Но она знала, что Гога устал еще больше и ждет только выздоровления матери.

Суп удостоился похвалы.

— Да, чихиртму вы готовить умеете.

— Это у меня в генах, — улыбнулась Лиля.

Чувство юмора не было сильной стороной Елены Карповны.

— Теперь чуть что — гены, гены, — ворчливо сказала она, — все на гены сваливают. Среда — вот что главное.

В моей практике был русский ребенок, выросший в азербайджанской семье. Так он до сих пор органически не переносит ни кусочка свинины.

Температура у нее еще повысилась.

— Не надо было мне есть жирную чихиртму.

В этих словах прозвучал как бы упрек Лиле.

— Вот Гога смеется над банками, а в Заревшане мне бы сейчас медсестра банки поставила, и сразу бы полегчало…

— Я могу, — сказала Лиля, — да ведь нет банок.

— Банки у меня есть, но я не хочу вас затруднять…

— Давайте, давайте…

Кряхтя и постанывая, Елена Карповна пошарила в тумбочке и вытащила коробку из-под обуви, стянутую резинкой.

— А вы меня не обожжете? — с беспокойством, но будто бы шутя спросила она, глядя, как Лиля наматывает вату на карандаш.

Потом, умиротворенная, довольная, вдруг сказала:

— Я бы вас поцеловала, да боюсь заразить…

— К врачам зараза не пристает.

Лиля наклонилась, поцеловала мягкую щеку и близко увидела удлиненные, в густых пушистых ресницах, глаза.

У Гоги были такие же прекрасные длинные ресницы. Прощаясь, Лиля предупредила:

— Творог в холодильнике совершенно прокис. Я его выбросила.

Елена Карповна приподнялась на локте. Прежнего радушия как не бывало.

— А по какому праву вы лазили в мой холодильник?

Единственно, что позволила себе Лиля, — это громко хлопнуть входной дверью.

Дня через два Гога сообщил, что Елене Карповне уже все известно.

Он был не слишком веселый. Лиля поняла, что объяснение с матерью далось ему трудно, и о подробностях не расспрашивала. Она купила бутылку шампанского, испекла «наполеон». После работы вместе с Гогой поехала на метро до станции «Речной вокзал».

— Гога, это ты? — окликнула Елена Карповна из своей комнаты слабым голосом.

— Это мы! — отозвался Гога и подтолкнул Лилю вперед. — Вот мамочка, моя жена, прошу ее любить.

Он волновался.

— От меня, конечно, ничего не зависит, — горько вздохнула Елена Карповна. — Конечно, раз уж вы решили — живите. Я желаю вам счастья. А любить… Сперва одну, потом другую, потом, может быть, третью… У меня не такое любвеобильное сердце…

— Ты ничего более подходящего не нашла нам сказать? — вдруг рассердился Гога.

Лиля испугалась, что первое же ее появление в доме в качестве члена семьи начнется с ссоры. Она быстренько отстранила Гогу от матери.

— Иди разденься, Елена Карповна совершенно права. Вот мы с ней поживем, узнаем друг друга и станем родными. Это не сразу делается.

Свадьбу решено было не устраивать.

В выходной Лиля затеяла большую уборку. Елена Карповна, сидя на своей тахте, беззвучно плакала, на вопросы не отвечала, но, когда в комнату вошел Гога, выкрикнула сквозь слезы:

— Это она нарочно делает! Хочет доказать, что у меня грязь, что я ничего не умею, что запустила квартиру…

Лиля пошла на кухню и бессильно опустилась на стул. Ей расхотелось убирать в шкафах, перемывать кафель, натирать полы. Работа, к которой она готовилась с удовольствием и которой предавалась с азартом, стала безрадостной.