Чингиз Айтматов: Рассказы

«Ажал! Ажал!» — свирепел в нетерпении Байдамтал.

— Воды, один глоток воды! — просил Нурбек, сгорая от жажды.

«Наклонись, зачерпни воду в реке! Воды много, хватит утолить твою жажду, наклонись!» — словно кто-то вкрадчиво шептал ему на ухо.

Из последних сил сжал Нурбек пальцы. В этот момент он услышал, как тикают на руках часы. Это было невероятно, но это было так. Среди оглушительного грохота и гула реки ясно слышалось размеренное, четкое, звонкое: «тик, тик, тик!» С каждой этой секундой уходила жизнь! Жизнь! Жизнь человека! В этот короткий миг он словно познал, что такое жизнь…

Огромным усилием воли он вскинул голову и торжествующе крикнул на все ущелье:

— Я буду жить!

…Когда Нурбек добрался до берега, он свалился на землю и около часа лежал плашмя, как мертвый, не шевелясь. Неизвестно, добрался бы он назад с инструментом или нет, но надобность в этом отпала. Зажатый трос освободился. С помощью береговой лебедки Нурбек вернул люльку на место. К рассвету он кончил ремонт.

Нурбек спустился к реке, в сапогах вошел в воду и только теперь позволил себе вдоволь напиться.

Он пил воду большими глотками и тихо, по-детски смеялся. Сегодня он первый раз в жизни со всей полнотой понял сладость подлинной борьбы и победы. В этот раз он совершил подвиг не только ради себя, не ради славы и кичливого показного геройства, а ради большой мечты, ради Асии, которая борется за исполнение высокой цели.

— Да, я счастлив! — сказал Нурбек. — Утром Асия отправится к истокам Байдамтала, путь открыт, переправа исправлена!..

Нурбек с наслаждением бежал по песчаной, сырой отмели. Он пришел домой, схватил карандаш и написал на листке бумаги прыгающим, размашистым почерком:

«Асия, я ухожу туда, откуда пришел. Может быть, мы больше никогда не встретимся, но я всю жизнь буду беречь в сердце тебя — такой чудесной, какая ты есть. Не сердись, не смейся, Асия, ты для меня… До свиданья, береги себя… Да, чуть не забыл сказать, я не успел прочитать книгу Герцена, извини, и беру ее с собой, ведь это же твоя любимая книга о человеке-борце… Моя случайная встреча с тобой была самым трудным и самым счастливым днем моей жизни. Спасибо тебе, Асия, за все… Ты меня многому научила… Считай меня другом, который больше всех на свете желает тебе победы над Байдамталом… Я верю, Асия, Байдамтал будет покорен!..»

Рано утром Асылбай встал, прошелся по двору, сводил к водопою лошадь и принялся ее купать, окатывая из ведра. За горами подымалось солнце. Асылбай глянул туда, настороженно приставил руку к бровям. Вздрогнуло забрызганное речной водой лицо, он выронил ведро. Асылбай подбежал к окну Асии и затарабанил что есть силы:

— Асия, вставай, быстрей, он ушел!

Ничего не понимая, Асия выбежала во двор:

— Что случилось, папаша?

— Посмотри-ка, доченька, вон туда! — с гордостью сказал Асылбай и показал рукой на удаляющегося человека. Человек шел к перевалу. — Это Нурбек! — пояснил Асылбай.

— Нурбек! Нурбек! — громко, изо всех сил, крикнула Асия. Кажется, она хотела побежать, но остановилась и замерла — радостная, счастливая, взволнованная, в точности такая, какой она бывает по утрам, взбегая на утес и любуясь красотой Байдамтала. — Я так и знала! — прошептала она.

Нурбек скрылся за большой скалой. Асия была рада за него, но в то же время, какая-то щемящая тоска сжала ее сердце. Она отвернулась, чтобы не выдать слез, и спросила:

— Отец, а далеко отсюда до совхоза?

— Порядочно, за перевалом, но дойти всегда можно.

Перевод автора и В. Горячих.

Канымгуль держала на руках двухлетнего сына Токона, и оба они смотрели в дальний конец улицы. Оттуда по вечерам возвращалось стадо.

Улица уходила к подножию голых, выжженных до желтизны холмов, напоминающих бараньи головы. Солнце посылало из-за них свои последние рдеющие лучи, и макушки тополей, освещенные закатом, горели, как свечи. Оттуда же, со склонов холмов, наползали на землю синие сумерки, незаметно сливаясь с вечерними тенями.

Коровы брели медленно, из-под копыт вздымались серые облака дорожной пыли.

Толстощекий Токон чувствовал себя превосходно. Он улыбался во весь рот, размахивая хворостиной, подпрыгивал на руках матери и, подражая ей, звал черную корову: «Оуу, оуу, оуу!» Однако корову нисколько не тронула такая приветливая встреча. Она подошла невозмутимо, даже не глянув на Токона, и ринулась было на соседний огород, но окрик хозяйки остановил ее.