Кирилл Усанин - Разбуди меня рано [Рассказы, повесть]

— Тебя касается.

Голос из трубки торопливо сообщил:

— Мы вас очень ждем, Николай Андреевич. Вы обещали. У нас объявление висит. Народ собирается. Мы будем вам очень благодарны. Всего на полчаса, не больше.

Николай Андреевич прикинул: «Полчаса лекции, и дорога займет столько же… В общем, на вокзал успею приехать».

— Хорошо… Я еду… — сказал Николай Андреевич и поморщился, как от зубной боли.

— Ничего, бывает, — успокоил его председатель и, выждав немного, сказал свое излюбленное изречение: — Мы вроде скорой помощи, но духовной.

До фабрики металлографии Николай Андреевич доехал на такси. Фабрика располагалась в бывшей церкви. На фронтоне еще отчетливо были видны слова: «Церковь святого Мартина».

«Надо же!» — невесело улыбнулся Николай Андреевич, с трудом открывая скрипучую тяжелую дверь, ведущую внутрь помещения.

В помещении было тесно, горел тусклый свет, повсюду лежали запакованные в черную бумагу пачки, от которых резко пахло машинным маслом. Прямо перед собой Николай Андреевич увидел железную лестницу, которая круто вела куда-то вверх, и к ней он направился, но не успел дойти — его окликнули. У боковой двери стоял худой мужчина, который то и дело поджимая тонкие губы и как-то неопределенно разводил руками, слоено они у него дергались на резинке.

— Здравствуйте, Николай Андреевич. Это я звонил. Фамилия моя Пестов. Пестов Юрий Михайлович. Я секретарь цеховой партийной организации, — быстро, как и по телефону, проговорил мужчина и откинул руку в сторону: — Сюда, пожалуйста, сюда. Там у нас красный уголок и библиотека. Все вместе, конечно, а что поделаешь, — сами видите, тесно.

Он вел Николая Андреевича по длинному узкому коридору, оглядываясь и предупреждая:

— Осторожнее… Держитесь чуть левее… Осторожнее…

Навстречу им шла женщина в длинном халате, еще издали она заговорила:

— Не могу, дитя хворое… Я же просилась, Юрий Михайлович.

— Ну ладно, что поделаешь, иди уж… Халат смотри не забудь снять, а то так и уйдешь.

— Спасибочки вам, Юрий Михайлович.

Когда женщина прошла, Пестов, вздохнув, сказал Николаю Андреевичу:

— Трудно у нас с пропагандой. Все больше женщины у нас на работе заняты. В возрасте уж, детями обложились.

— А у вас план, — сердито проговорил Николай Андреевич.

— Да, план идейно-воспитательной работы, — охотно пояснил Пестов. — Хотим, чтоб как у людей. А не всегда оно так получается. Бьешься как рыба об лед, а что делать?

— Галочки нужны?

— И галочки тоже, — согласился секретарь цеховой партийной организации. — А не будь этих галочек, в райкоме такого строгача дадут, жизни рад не будешь.

Он еще бы с удовольствием пожаловался, но коридор кончился и они вошли в большую, заставленную стеллажами и столами комнату.

За столами, сдвинутыми в один угол, сидели женщины. При появлении Николая Андреевича они шумно поднялись, и хотя Николай Андреевич, конфузясь, сказал им, чтоб они садились и вели себя свободно, женщины опустились на стулья только после того, как Пестов прикрыл дверь и пристроился рядом с ними. Одни из них держали на коленях хозяйственные сумки, другие — сетки с толстыми газетными свертками. И по тому, как они сидели, вытянув ноги и прижимаясь к спинкам стульев, было видно, что они здорово устали. Разреши им сейчас уйти, они, не говоря ни слова, встали бы и ушли.

Николай Андреевич чувствовал себя здесь лишним, ненужным, и то, что он чувствовал себя таким, еще сильнее угнетало его, и в первые минуты тишины, когда он зачем-то рылся в портфеле, а женщины, храня молчание, следили за каждым его движением, ему было так тяжело на душе, что казалось, он не выдержит этого гнетущего напряжения.

Но он выдержал и, не глядя на женщин, глухо проговорил:

— Я вам расскажу немного о Грибоедове. Как он жил и как он писал.

И он стал говорить о Грибоедове, и говорил о нем упрощенно, с вопросами и ответами, словно рассказывал добрую, умную сказку. На противоположной стене висели огромные круглые часы, какие обычно вывешивают на уличных столбах, и Николай Андреевич постоянно смотрел на них, но стрелки двигались очень медленно, словно слиплись, и, поглядывая на часы, Николай Андреевич думал: «Еще немного — и хватит. Надо, чтоб в запасе у меня было хоть несколько свободных минут. Вероятно, здесь, в этом глухом переулке, не сразу найдешь такси, придется идти пешком до остановки, а там, возможно, придется подождать. Опять нервничать, расстраиваться. Зачем? Кажется, я немного успокаиваюсь, прихожу в себя, и главное сейчас — это выглядеть нормальным человеком».