Кирилл Усанин: Разбуди меня рано [Рассказы, повесть]

— Уж не влюбился ли ты, парень? — спросил как-то проходчик нашего участка Трофимов. — Все ты вокруг да около так и вертишься. Шагу ей ступить не даешь.

— А что? — опешил я. — Разве нельзя? И почему влюбился?

Наверно, я выглядел таким растерянным и смешным, что он рассмеялся:

— Да ничего, я так просто… Уж больно ты прилипчивый.

Он частенько останавливал меня, спрашивал обо мне, о Маше, о том, что она говорила. Мне это было приятно, льстило то, что нашелся человек, который интересуется нашими отношениями. Не знаю почему, но Маше я не говорил о Трофимове, — может быть, потому, что думал: «Вот Маша узнает всю правду и посмеется надо мной».

Я не скрывал от Трофимова ничего и ни разу не слышал, чтоб он перебил меня, как бывало с другими, которые отчаянно махали руками: «Тоже мне выдумщик. Станет тебе Маша такое, мальчишке, рассказывать!» А я гордился тем, что Маша рассказывала мне такое.

— Зачем она ушла? — переспрашивала она. — Очень просто, ушла — и все. Не смогла жить.

— А дети? Куда их? Оставить без отца?

— Какого отца? Ты все о нем знаешь?

— Не все, но это, в конце концов, не важно. Она — жена!

— А дальше? — мягко спрашивала Маша. — Что дальше?

— Значит, она права? Ушла от мужа и права! — возмущался я.

И спор этот, как и многие другие, заканчивался тем, что мне приходилось соглашаться с Машей. Нередко она начинала так:

— Ну, поспорим?

И мы спорили — о жизни, о том, что видели в кино, читали в книгах. Получалось так, что Маша видела те же самые картины, читала те же самые книги.

Тайн у нас, как мне казалось, не было, и нам было легко говорить на любую тему. Только о Трофимове я все не решался сказать, хотя собирался это сделать каждый раз.

Тайна эта раскрылась просто и совсем не так, как я ожидал.

После работы я зашел в раскомандировку. Маша была уже здесь. Мы договорились вместе встретиться с нашим начальником, чтоб выпросить у него теплые рукавицы. Наступил январь, и носить машинное масло в тяжелых бидонах голыми руками было не так-то уж приятно.

Губин задерживался. Мы терпеливо ждали его. Он вошел неожиданно, но не успел дойди до стола, как вслед за ним вбежал Трофимов в распахнутом пальто. Подскочил к Губину, схватил его за отворот пиджака, закричал:

— Побегать решил, побегать!.. Да я… я морду набью! Слышишь, ты!

— Подожди, успокойся, — хрипел Губин. — Зачем же на людях и в пьяном виде? Тебе же хуже будет!

— Мне хуже не будет, а прогул вычеркни. Я был в шахте, был!

— Трофимов! — Я подскочил к ним, чтоб разнять, успокоить.

— Это ты, праведник, — скривив губы, протянул Трофимов. — Ты — здесь. Ты — тоже здесь.

Он отпустил Губина и резко повернулся ко мне:

— Что, подглядываешь? Да?

— Зачем же так, Трофимов? — уже за меня вступился Губин. — Иди проспись. Ты же пьян.

— Пьян? Да, пьян. Ну и что? — вызывающе воскликнул Трофимов. — А ты… ты кто?

— Подожди, Трофимов, — потянул я его за рукав. — Пойдем отсюда.

Но Трофимов не слушал меня, он наваливался на стол, пытаясь вытянуть из-под ладони Губина какую-то тетрадь.

— Вычеркни! Не позорь! Слышь, не позорь!

— Ну, хорошо, хорошо, — замахал руками Губин. — А сейчас иди. Иди.

— А ты при мне… при свидетеле вот… Он правду любит… Пусть знают: Трофимов не прогульщик… Не позорь… Вот…

— Успокойся, Трофимов, успокойся.

— Пойдем отсюда, — просил я, продолжая тянуть Трофимова за рукав.

— Ладно, поверим. — Трофимов ткнул в меня пальцем: — При свидетеле — вот.

— И не только я…

Я оглянулся, но Маши в раскомандировке не было.

«Неужели испугалась? — подумал я, но тут же отверг эту мысль, как невозможную, легко принял другую: — Ушла, по делам ушла, не иначе».

— И ты, ты тоже, — указал Трофимов на Губина. — Верно.

Начальник участка покачал головой и опустился на стул, разглаживая смятые листки тетради. Трофимов, отшатнувшись от стола, повернулся, исподлобья взглянул на меня и, ничего не сказав, вышел из раскомандировки.

— Ну и тип! — вздохнул начальник участка. — Совесть замучила… А ты зачем здесь?

— Он действительно прогулял, Павел Васильевич?

— Да не совсем. С горным мастером схлестнулся. Хотел пораньше уйти — приспичило что-то. Объяснить не объяснил, а тот обиделся, жетон не отдал. Трофимов — без жетона и на-гора. Ушел — и баста. Вот он какой хороший. Он хороший, а другие…

Губин не закончил, снова вздохнул.

— А тебе что надо? — вновь спросил он меня.

— Потом. — Я поспешил из кабинета.

Я надеялся увидеть Трофимова в коридоре, но его уже не было. Не было и Маши, с которой мы собирались уйти вместе домой.