Сергей Григорьев: Кругосветка

Мне вяло похлопали.

Алексей Максимович расправил плечи и продолжал внушительно:

— Нам остается, раньше чем пускаться дальше, определить счастливейшего из нас.

— Я всех счастливей! — воскликнула Маша.

— Не сомневаюсь. Но полагаю, что ты не требуешь, чтобы на основании твоего голословного заявления именно тебе вручили трофей нашей экспедиции.

— Мне банки не надо.

— И я этому готов поверить. Мы должны вручить ее именно тому, кому она доставит блистательное чувство блаженства… Кому же?

— Нам тоже банки не надо. Все равно разобьешь.

— Не надо!

— На счастливого!

— Не надо!

— Единодушия нет, а наш бывший министр финансов глаз не спускает с банки.

— Ближе к делу, Алексей.

— Превосходно. Разрешите это дело передать в комиссию.

— Значит, дело откладывается в долгий ящик! — съехидничал Абзац.

— Минуточку!.. Нет, все сейчас и решится. Маша, Сергей, прошу вас отойти со мной в сторону. Всего одну минуту терпения.

Мы втроем отошли от костра.

— Банку надо отдать Васе. Только без мошенства! — решительно заявила Маша. — Он самый бедный.

— Принято. Дальше…

— Без всякого мошенства! Вы, Алексей Максимович, будете тянуть — вам все верят. И будете спрашивать: «Кому?», а дядя Сережа отвечать.

— Принято. Идемте.

Судьба чудесной банки (теперь, увы, пустой) была в верных руках. Я угадал замысел Маши: она решила, когда я назову имя Васи, подсунуть Алексею Максимовичу счастливый жребий. Надо ее немного подразнить.

Возвратись, мы увидели, что все наши спутники сидели вокруг банки. Каждый из них хотел, чтобы банка была к нему картинкой, и так ее и повертывал, поэтому предмет общих вожделений и символ счастья — пустая банка непрерывно вращалась.

В костер подбросили дров, чтобы все было ясно. Костер разгорелся, ярко осветив нас.

— Только не на картах гадать, — тревожно заговорил Вася.

— И не собираюсь! — сердито ответила Маша, обиженная тем, что ей не доверяют.

Она размотала с иголки на груди черную нитку и разорвала ее на восемь равных кусков; на одном из них посредине завязала узелок. Все восемь обрывков Маша предъявила каждому, и каждый мог убедиться на ощупь, что только на одном из обрывков завязан узелок счастья.

— Прошу вас, — обратилась Маша к Алексею Максимовичу, вытянув руку.

Тоненький пучок ниток она держала в щепоти. Всем ясно, что наша гадалка ничего не могла ни убавить, ни прибавить. А на черной нитке даже самый зоркий из нас и днем не заметил бы узелка.

— Кому? — спросил Пешков, вытянув черную нитку из пучка в руке Маши.

— Абзацу! — торжественно провозгласил я. Алексей Максимович передал нитку Абзацу, и тот,

протянув ее между пальцами, убедился, что она без узелка.

— Кому?

— Козану!.. Пустая.

Я не спешил называть имена и медлил, как бы раздумывая над превратностями судьбы.

— Кому?

— Алексею Максимовичу… Разумеется, пустая.

— Мне! — взволнованно воскликнул я. Пешков протянул мне нитку.

— Пустая.

— Чего тянете, скорее! — крикнул Стенька с той улицы.

— Стеньке!.. Пустая.

— Батьку!.. Пустая.

Маша взглянула на меня с тревогой. Я задумался: оставалось две нитки, одна из них — завязанная узелочком.

— Ну же, Сергей, не томи! — рассердился Пешков.

— Маше!

— Пустая.

— Миллионеру Шихобалову!

— С узелком.

— Ну конечно! — Алексей Максимович протянул счастливую нить Васе.

А он, забыв об узелке, схватил банку и закричал:

— Вот она! Ведь я куплю живую золотую рыбку, налью воды и пущу, она у меня будет жить!..

Нитка счастья перешла у всех из рук в руки, и все, проведя ее меж пальцев, могли на ощупь убедиться, что на ней завязан узелок.

— У нас мошенства нет! — строго сказала Маша.

Больше нам ничего не оставалось, как, покинув стан, идти, не теряя времени, в последний этап нашего пути против течения — идти на веслах. Лямку ночью тянуть трудно.

Предав всесожжению мусор последнего пира, мы уселись в лодку и отвалили.

Алексей Максимович разделил команду на две вахты, назначив в первую (ночную) себя (начальник вахты), меня, Козана и Абзаца, и предложил подвахтенной Маше (начальник второй вахты), Стеньке, Батьку и счастливому Васе спать.

— Сейчас же спать! Возможна команда: «Свистать всех наверх!» — аврал. Или, если нам будет так же великолепно везти, как везло до сей поры: «Всех наверх! На якорь становиться!» Спите спокойно, да хранят вас звезды!