Виктор Лихоносов - На долгую память

— Как кончишь, — попросила она, — то прибегай, сынок, постарайся, оно хорошо, когда люди есть…

Он написал сочинение раньше всех, проверил два раза и побежал на свою улицу. Снизу уже медленно взбиралась телега с гробом бабы Шамы, несли свежий крест, крышку на полотенцах, и бабушка Женина сидела сбоку подруги, поправляла после толчков ее голову, наверно, говорила с ной мысленно и временами следила, не попадал ли кто из старушек. «Родилась после рождества, Ивана Крестителя и трех святых», — услышал Женя голос покойной и пошел вслед за всеми, порою оглядываясь и наблюдая, как отстают и расходятся по дворам женщины и дети, не пожелав проводить старуху до кладбища, где с нынешнего вечера она будет уже совсем, совсем одна. И что она увидит там?

Как я тебя ждала домой, и вдруг получаю письмо «не приеду», прочитала, наплакалась, что не скоро увижу тебя, так напрасно ожидала. Не иначе прогулял где или чего такого купил, что денег нет и не хочешь признаться матери. Все же меня сомнение берет, ежели провел без дела, то, конечно, ты вольный парень, но ты должен посочувствовать, как твоя мама ногти заламует и трудится, все стирается, чтоб люди не смеялись. Опять вот пальто тебе на зиму надо. Куда же мать денется, помогу пальто купить, хотела себе хоть какое-нибудь справить, а теперь тебе вышлю, как-нибудь перебьюсь. За товарищами гонишься, у товарищей, может, родители богатые, а ты за ними тянесся, у тебя мать одна, бьеца как рыба об лед… Как прочитала письмо — и оно меня возмутило. Не устрял ли ты, сукин сын, за девушками ухлястыватъ, день и ночь пропадать с ними? Наверно, придет та пора, что ты напишешь: мама, я женился. Это-то неплохо найти предел своей жизни, ну, Женя, я тебе не советую, еще рано, еще долго учица и трудно, когда появится у тебя семья. Такая моя просьба — не вздумай жениться, девушки — они никуда не денутся, хорошая девушка будет тебя ждать, там на последнем курсе видно будет, я тогда не встану против, а сейчас не связывай свою голову, не бери на себя такую заботу. Я, Женя, в своей жизни все испытала, как тебе известно, не торопись, успеешь этого добра узнать, не обижайся, что подарок не купила ко дню рождения, так все с деньгами внатяжку. Как не поедешь в лагерь, то езжай домой, я так соскучилась, а поедешь, хоть отдохнешь да на людей посмотришь, может, чего и на себя заработаешь. А то я устала от ежедневных забот. Купи себе рубаху, старые рубахи никуда не девай, привезешь мне, я с них нашью ковров под ноги.

Были у меня твои ребята, читали твои письма, угостила их хорошо. Было б все тихо, пройдет год — увидимся. Так наскучалась, что и не могу передать, надоело без родных жить. Толик прислал письмо, в армию взяли, передает тебе привет, где-то на Кавказе служит. Больше новостей никаких, никто не помер, не женился. Второй том Паустовского еще не пришел.

Кладу 5 рублей…

Сколько ни пытался Женя вести дневник своей жизни, ничего не получалось. Учительница советовала купить тетрадку и прилежно записывать в нее то хорошее, что царило вокруг, что поражало внимание.

А что было записывать? Встал, позавтракал, побежал в школу. В школе те же ребята, дома — те же лица. Удивительных историй с завязкой и развязкой не совершалось. Бегали, дрались сумками, писали изложения, недавно ночью караулили с Толиком очередь за жмыхом для коровы. Ну и что?

Было как бы две жизни: одна — где-то там, с красивыми, чистыми людьми, другая — дома, на улице, на площадях и в магазинах.

— Ну что? Бил угол?

— Ох, ели… И били. Идешь, лед тресь-тресь. Одно утро чирок шел, мороженый чирок причем. — Никита Иванович облизывался от вранья и раскладывал карту области.

— По карте охотились?

— А как же! Вот здесь мы были. Tax, тах! Целый тамбур привезли. Не веришь? Слушай, только не подражай! Эх, как ударишь и…

— Мимо!

— Ну что ж, бывает. Летит табун дичи — тра-ах! Шлеп возле меня. Да, да. Каждую дичь надо обмануть. Не она тебя, а ты ее. Хряп — и в сумку. Как жрется на воздухе, ы-ы! Каждый день утку, две… Как уломаешься. Местные охотники убивают сразу одним зарядом по двадцать штук. Летит шилохвость, да ну тебя к черту: тре-есь! И в сумку.

В тот день Никита Иванович вернулся с охоты. Уезжал он километров за двести на целую недолю. Сманили его товарищи, отпуск ему не намечался, и он взял без содержания. За стаканом он как-то похвастался товарищам, что заработал нынче много и неплохо бы отдохнуть за свой счет, жена от благодарности посылает в Сочи, да что Сочи, зачем эта жарища, лучше мешок уток привезти. На самом же деле Физа Антоновна не пускала его.