Виктория Календарова - Формируя память

Начиная с январских дней 1944 года, дней снятия блокады Ленинграда, она оставалась в памяти, не будучи забытой ни на минуту. О блокаде говорили, писали, снимали фильмы; возводили памятники и монументальные комплексы, посвященные ее событиям и людям, погибшим в блокаду и пережившим ее. Благодаря непрерывности этой традиции — традиции вспоминать и напоминать — о блокаде помнят и сегодня. Помнят не только ее свидетели, носители «живой памяти», но и последующие поколения. Но каждый раз, когда мы вспоминаем эту страницу прошлого, мы видим его из сегодняшнего дня, с сегодняшней позиции, выбирая сюжеты и давая им интерпретации, «забывая» или «возрождая в памяти» детали. Возможно, в большей степени это касается индивидуальных воспоминаний, однако почти идентичные механизмы работают и в той сфере, которую историки и социологи называют «коллективной памятью». Как писал американский историк Патрик Хаттон, «традиции всегда касаются настоящего, хотя считается, что они вызывают в памяти прошлое» (Хаттон 2003:359).

Изменяющаяся с течением лет память о блокаде, таким образом, тоже имеет свою историю — отличную от истории самой блокады, — и потому мы вправе рассматривать ее как самостоятельный объект исследования. Все, что призвано было напомнить о блокаде — будь то статья, фильм или памятник, — не только напоминает о прошлом, но и открывает нам современный своему созданию дискурс. Обратившись в данной статье к изучению истории памяти о ленинградской блокаде, я остановлю свое внимание на складывании и изменении традиции вспоминать блокаду в публичной, официальной сфере. Иными словами, исследование будет посвящено официальному блокадному дискурсу. Это понятие в данном случае подразумевает весь комплекс допустимых тем, сюжетов, образов и трактовок, которыми можно и нужно было оперировать, говоря о блокаде в газетах, документальном и художественном кино, книгах, публикуемых мемуарах. За границами рассмотрения, таким образом, останутся частные разговоры, воспоминания о блокаде, несомненно, звучавшие в ленинградских семьях, рассказы, передававшиеся из поколения в поколение в кругу родственников и знакомых, или воспоминания, писавшиеся в «стол». И все же следует сразу подчеркнуть, что совершенно отделить в данном случае частную сферу от публичной, несомненно, нельзя. Очевидно, что любые публичные репрезентации блокады основывались на индивидуальном опыте. Не менее очевидно и обратное влияние — любой индивидуальный рассказ, безусловно, соотносился с тем, что слышали, видели или читали свидетели блокады уже после ее окончания. Еще более сужая заявленную в качестве предмета исследования тему, в данной статье я ограничусь анализом того, как репрезентировалась блокада в газетах и документальном кино на протяжении послевоенных лет. Такой выбор фокуса исследования основан на предположении, что эти сферы, в советскую эпоху практически всецело принадлежащие полю политики, являлись орудием идеологии. То есть они служили идеологическим, воспитательным целям и, следовательно, были максимально ориентированы на сознательное формирование и формулирование официального дискурса исходя из политических задач, стоявших перед властью в тот или иной период.

«Каким образом люди вспоминают о прошлом, зависит от того, какой властью обладает та группа, которая формирует эту память. Традиция служит подспорьем современной политики, она — один из видов оружия в арсенале политических тактик», — писал Патрик Хаттон, опираясь на концепцию «политики памяти» французского социолога Мориса Хальбвакса (Хаттон 2003). Полностью соглашаясь с таким подходом в отношении традиции памяти о блокаде, можно сказать, что, формируя доступными ей средствами определенную традицию вспоминать ленинградскую блокаду и видоизменяя эту традицию на протяжении долгих послевоенных десятилетий, советская власть руководствовалась в первую очередь политическими потребностями настоящего момента. Иными словами, вопрос о том, как помнить блокаду, и связанный с ним следующий вопрос, что нужно помнить о ней, решались в тесной связи с политическими задачами власти: зачем сегодня нужно помнить блокаду?

В данной статье я не буду касаться механизмов политической игры, происходившей в кругах высшего партийного руководства страны, которая сопровождала изменения памяти о блокаде (об этом см.: Дзенискевич 1998а). Мое внимание будет сосредоточено на анализе риторики газетных и киноматериалов, то есть на исследовании самого процесса трансформации официальных, публичных форм памяти о блокаде, связанного с изменением идеологических задач, стоящих перед властью на разных этапах.