Вилис Лацис - Земля и море

Алексис:Ты не зайдешь? Там ведь хотят видеть тебя.

Лаурис (уклончиво) : Я вконец устал. Хочется отдохнуть. Даже не верится, что все кончилось, так и кажется, что это сон, а проснешься — и опять очутишься на льдине…

Алексис:Да, все еще и не кончилось. Соберись с духом, Лаури, нам предстоит немало выдержать.

Лаурис:Я приду утром, на свежую голову. Сейчас у меня какое-то затмение, не понимаю, что говорю.

Алексис:Тебе особенно много и не придется говорить. Войди только и покажись, чтобы знали, что ты жив. А уж говорить предоставь мне.

Лаурис:Ты так странно говоришь…

Алексис:Это тебе только так кажется, потому что ты кое-чего не знаешь, а я знаю все.

Лаурис:Что именно?

Алексис (грустно улыбнулся) : Я все знаю и все понимаю. Ну, заходи, не будь мягкотелым.

Взяв Лауриса за плечи, он повел его в дом.

— Отоспимся и отдохнем, когда подо всем будет подведена черта. Только об одном я тебя прошу: с этой минуты веди чистую и открытую игру. Понятно?

Лаурис вопросительно взглянул на него.

— Как ты это представляешь?

— Ну так, хватит притворяться. Пусть это очень неприятно и тяжело, но больше не вводи ты Рудите в заблуждение. Я хочу, чтобы ты сам сказал ей об этом. Входи, я уберу вещи в сарай и приду.

Лаурис загородил ему дорогу.

— Скажи, Алексис, зачем ты так делаешь?

— Разве я что-то делаю?

— Если ты… все знал, то почему раньше мне ничего не сказал? Мы могли бы все уладить в пути.

— Улаживать придется не с тобой одним.

Алексис свернул к сараю. Помедлив минуту, Лаурис вошел в комнату. Встав со стула, Аустра хотела было идти навстречу, но, заметив, что Лаурис один, застыла на месте.

Он сказал сдавленным голосом:

— Алексис все знает. Позволь мне сказать, что виноват только я, — это будет справедливо.

Наступило молчание. Охватившая Аустру радость развеялась. Она стояла посреди комнаты так спокойно, точно ей не было никакого дела до происходящего. Слова Лауриса были вспышкой молнии, после которой следовало ждать раскатов грома. Но пусть будет что будет.

Скоро во дворе послышались голоса. Вошли Алексис и Рудите. Она, забыв о присутствии брата и невестки, уже хотела в необузданной радости броситься к Лаурису, но остановилась, удивленная необычной тишиной, царившей в комнате, смутил ее и удрученный вид Лауриса и Аустры.

— Добрый вечер… — тихо произнес Алексис.

— Добрый вечер, Алекси… — спокойно ответила Аустра.

Сняв шапку и пиджак с изодранной в клочья подкладкой, он бросил их на скамейку, затем повернулся к Лаурису и, кивнув ему на Рудите, сказал:

— Побеседуйте немного вдвоем. Только не уходи, Лаурис. Нам с тобой кое о чем поговорить надо. Я потом позову тебя.

Он в раздумье глядел на Рудите, которая, ничего не понимая, с удивлением последовала за Лаурисом. «Ей будет труднее всего. Мы, остальные… как-нибудь перенесем».

Потом взгляд его надолго остановился на Аустре, и лицо его смягчилось.

— Может быть, ты поужинаешь, Алекси? — спросила Аустра.

— Не хочется, — ответил он.

— Все засохнет… — заметила она. — Сними хоть сапоги. Ведь ты, наверно, не разувался с самой субботы?

Алексис подошел к ней, собираясь взять ее за руку. Заметив, что она вздрогнула и уклоняется, он сказал:

— Не бойся, я ничего не сделаю. Я хотел попросить тебя сесть. Так мне… легче говорить.

— Как хочешь, — сказала Аустра и села.

Не доверяя спокойному виду Алексиса, она следила за каждым его движением. А он не спеша прохаживался до дверей и обратно. Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом половиц да дыханием двух людей.

Вдруг Алексис повернулся к Аустре и спросил:

— Ты любишь его, Аустра? Очень, больше, чем когда-то меня?

То ли внезапность вопроса, то ли смутная догадка о предстоящем заставили Аустру приготовиться к борьбе. Смело, чуть вызывающе, она ответила:

— Да, Алекси, это так. Но пришло это не сразу и, возможно, никогда бы не случилось, если бы ты был другим.

— Другим я быть уже не могу. Ты тоже, и это, вероятно, правильно. Все, все правильно, только мы сами допустили ошибки. Аустра…

— Да, Алекси…

— Ты меня ненавидишь? Так сильно, что не смогла бы простить?

Она с волнением взглянула на Алексиса.

— Простить? За что? Это я виновна перед тобой.

— О нет! Единственное, в чем тебя можно упрекнуть, это твоя неосмотрительность, с какой ты позволила мне сблизиться с тобой, но инициатива исходила от меня, а поэтому и ответственность ложится на меня. Когда мы познакомились, нам надо было продолжать каждому свой путь — мы не подходим друг к другу.