Пауль Куусберг - Происшествие с Андресом Лапетеусом

Хельви беспомощно молчала.

Лапетеус огляделся вокруг.

— Вашей фабрике нужен новый производственный корпус.

Хельви не захотела менять тему разговора.

— Не можешь ты так думать! — взволнованно сказала она. — Не можешь! Я не верю тебе.

— Раньше я о нем не все знал. — Голос Лапетеуса звучал недовольно. — Он сочувствовал всяким буржуазным деятелям. Смотрел сквозь пальцы, когда деятели пятсовских времен [16] Пятс — последний президент буржуазной Эстонии. заправляли в школах. Игнорировал произведения классиков марксизма-ленинизма. Пионерская и комсомольская работа его не интересовали. В конце концов, почему фашисты не расстреляли его отца?

Перерыв окончился.

Председатель месткома стоял в дверях и приглашал всех на концерт.

К Хельви и Лапетеусу подошли директор и председатель комитета профсоюза.

В один из обходов Лапетеус удивил хирурга просьбой — пусть скажет, что с ним будет. До сих пор он ничего не спрашивал о своем здоровье ни у хирургов, ни у терапевтов. Если к нему обращались, он отвечал одним-двумя словами. Врачам не нравилось упрямое молчание Лапетеуса.

Они пытались разговорить его, пробудить в нем интерес к своему здоровью, но это не давало результатов. Поэтому врач был поражен, однако виду не подал.

— Недели через три-четыре отправитесь домой, — сказал он как можно убедительнее.

Лапетеус пристально посмотрел на него.

— Ваше состояние было довольно-таки критическим, — продолжал доктор, которому показалось, что больной снова застывает в прежнем безразличии. — Человек послабее не устоял бы. У вас редкостное здоровье. Просто на удивление крепкое сердце. Сердце-то вас и спасло. Теперь самое тяжелое уже позади. Скоро вы начнете поправляться гораздо быстрее.

Лапетеус измученно закашлялся. Кровь ударила ему в голову, дыхание стало хриплым. Перевел дух и потребовал:

— Говорите правду.

Врач спокойно произнес:

— Опасности нет. Конечно, полное выздоровление потребует еще времени, но в том, что вы поправитесь, нет больше ни малейшего сомнения.

— Что у меня с легкими? — В голосе Лапетеуса слышался едва заметный оттенок волнения.

Он все еще дышал с трудом. Несколько часов в день получал кислород.

— Тяжелое сотрясение груди. Сломанные ребра повредили плевру и легкое, это вызвало эмпиэму, пневмоторакс и гемоторакс. Или, говоря на обычном языке, внутренние кровоизлияния, воспаления и очаги нагноения. Ваши легкие и сейчас не совсем чисты. Нужно будет сделать пункцию, возможно — вмешаться хирургически, но все это уже, так сказать, обычный путь. Вероятно, после выхода из больницы вам потребуется еще длительное лечение где-нибудь в специальном санатории.

Лапетеус криво усмехнулся.

— Длительное лечение в специальном санатории… — насмешливо повторил он. — Я не ребенок.

Хирург заставил себя успокаивающе улыбнуться.

— Разрешите уж определение лечебного режима сохранить все же за нами, врачами.

Лапетеус разволновался:

— Я убил человека! Вы ведь… знаете это?

Каким-то странным взглядом, одновременно изучающим и придирчивым, следил он за тем, какое впечатление произведут его слова.

Врачу показалось, что рассудок пострадавшего не совсем в порядке.

— Вы никого не убили, — несколько неуверенно произнес он. — Несчастье не убийство.

Лапетеус дышал прерывисто, словно хватал воздух.

— Перед законом… я… виноват… в смерти… человека, — сказал он, с трудом произнося слова. Теперь он казался врачу просто измученным и несчастным больным человеком.

— Закон делает различие между преднамеренным убийством и аварией, — осторожно возразил врач. — Вас будут рассматривать как виновника аварии, а не как преступника.

Взгляд Лапетеуса метался. Он заговорил взволнованно, причем голос упал до хриплого шепота:

— Я не… убийца… Я был… пьян. Я ничего… не помню… Почему я взял машину… и выехал. Я пригласил… к себе в гости… друзей военных лет… Виктор Хаавик, который… погиб, был… мой друг. И моя жена едва… не погибла. И как… все так получилось? Я этого… не хотел. Я не… убивал. Вы правы — это был несчастный случай… Закон различает… должен различать…

Он умолк. Глаза словно погасли. Дышал быстро, коротко.

Тут же снова оживился и потянулся к врачу:

— Я… буду жить?

— Будете. Проживете еще много лет, — заверил хирург.

Лапетеус закрыл глаза. В этот момент он казался трупом. Так лежал он долгие часы. Лишь натужное, то хрипло-свистящее, то прерывистое, дыхание подтверждало, что он не умер.