Иван Дроздов - Радуга просится в дом

Катя в бессильной досаде стискивала зубы, закрывала глаза и чуть заметно покачивала головой. Так ей было легче переносить муки сердца.

На квартиру приехали ночью. Катя долго не смыкала глаз, смотрела на ширму, за которой размеренно и шумно дышал спящий Сергей. Ей хотелось выговориться, выплакаться, но ни с одним человеком на свете она не разделила бы своих мучений. Никогда не узнает о них и Павел Николаевич, нет — она ни за что ему не скажет о том, что слышала там, в домике. И Сергею не скажет — ему тем более! Зачем?.. Разве что Ирине?.. И ей не расскажет.

Встала раньше всех, оделась и вышла на улицу. Троллейбусом доехала в центр столицы, в справочном узнала адрес издательства. Еще ночью она решила поговорить с седым «Костей», начистоту выложить все, что думает о махинациях с переводом. В случае надобности она пойдет к другим начальникам, к высшим, и даже самым высшим, но Павлу Николаевичу поможет. Он ведь даже и не знает, какие тучи собрались над его любимым детищем.

Дождалась девяти часов, поднялась в лифте на пятый этаж. Встретившаяся в коридоре девушка показала кабинет главного редактора. Подойдя к двери, увидела табличку: «К. И. Саврасов». Перевела дыхание. Слышала, как бьется сердце. Во рту стало сухо. Еще раз передохнула, вошла. Узнала «седого», стало немного легче. Так это он, значит, К. И. Саврасов. А «седой» не поднял голов, не взглянул на вошедшую. Когда же Катя спросила: «Можно?», — редактор оторвался от бумаг, бесстрастно сказал: «Вы уже вошли». И продолжал смотреть на девушку, а она смотрела на него. И думала: «Неужели не узнает?..» Саврасов не узнавал. И ничего не говорил. А выражал готовность слушать. И Катя сказала: «Там, на озере, я невольно, подслушала ваш разговор…» Саврасов как-то вдруг ожил, глаза его остро блеснули, он подался вперед, прищурился. «А вы… та самая девушка?..» Катя закивала головой, заулыбалась. Редактор тоже улыбнулся, вышел из-за стола, усадил девушку.

— А я вас, извините, не узнал. Богатой будете.

За принца выйдете замуж. Да… Так, говорите, подслушали?.. Ай-яй-яй, нехорошо.

— Я невольно, не желая…

— Даже невольно нехорошо. Ну да ладно, что же вы хотите мне сказать? — Хочу сказать, что нечестно поступать так.

Как?..

— А вот так… как вы поступаете.

— Как же я поступаю?

В голосе редактора послышались нотки раздражения.

— А так… я ведь слышала, как Вадим Петрович говорил: «ты должен завалить перевод…» Нечестно. Так порядочные люди не поступают.

Редактор вернулся в свое кресло, безвольно положил руки на стол, склонился над ними. Долго и дружелюбно смотрел в глаза Кате. Сказал:

— Так ты, Катя, говоришь, нехорошо это? А я, думаешь, не знаю, что это нехорошо?.. И почему ты решила, что я так и поступлю, как требует Златогоров? Нет, Катенька, прошло времечко, когда златогоровы диктовали нам политику. Теперь издательствам подавай качество. Работу давай. Так-то вот, милая заступница. Иди-ка ты домой и будь уверена: если тот… углегорский, — тут он загадочно подмигнул Кате, — добротно перевел «Соловьиную балку», мы напечатаем его рукопись. И ничью другую. Он по-отцовски кивнул Кате. Она тоже кивнула: верю, мол.

Когда Катя встала, Саврасов подошел к ней, взяв за руку, пошел с ней к двери. Расставаясь, сказал: «Не суди меня строго, рыжая. Мне ведь тоже не понравились домогательства Златогорова, его интрига. Так бы и смазал ему пощечину, да что поделаешь! Приходится молчать. Златогоровы хоть и поубавились в силе, но вес еще имеют».

Катя понимающе кивнула, по-свойски призналась:

— У нас в институте тоже есть интриганы. Мой декан нет-нет да и прижмет такого. Так и вы с ними.

— Ладно, — пообещал Саврасов.

На прощанье он крепко пожал Катину руку.

Катя и Майя вернулись в Углегорск двадцать девятого августа — за два дня до начала занятий. Эти два дня они решили употребить на поиски квартиры для Майи. Ей, как дочери обеспеченных родителей, не предоставили место в общежитии и предложили первый год учебы пожить на частной квартире. Зинаида Николаевна упросила Катю взять на себя роль опекунши; она дала девушке триста рублей и к ним присовокупила наставление: «Майка мот, ей нельзя доверять рубля. На тебя, Катенька, вся надежда».

Вадим Петрович добавил: «Майку держи в руках. О каждом ее шаге — пиши».

Едва девушки пришли с вокзала и обмыли дорожную пыль, как в общежитие явился Ян Неизвестный. Майя выпучила на него глаза. В Москве он ни разу не явился к ней, а тут словно поджидал их. Стоит у косяка двери и улыбается.