Евгений Дубровин - Дивные пещеры

– Тогда я не знаю…

Леночка пристально посмотрела на главного инженера.

– Слушай, Женя… а может, это… он сам?

– Кто?

– Старик… И глухо было, как из-под земли.

– Ты думаешь, у него есть телефон? – рассмеялся Громов.

Смех неподвижно повис в воздухе. Леночка вздрогнула.

– Мне страшно, Женя.

– Выбрось все из головы. Это чья-то неумная шутка… Какой-то идиот… Кому-то стало известно вчерашнее…

– Может быть. Но если меня кто спросит, не говорить про Старика?

– Надо подумать… Неизвестно, что у звонившего на уме…. Да и действительно ли ты видела этого Старика? Просто галлюцинация…

– Нет, я видела… Стою я, а он из-за поворота…

– Хватит. Ты рассказывала уже… Вытри слезы. И ни про звонок, ни про Старика пока никому ни слова. Посмотрим, чем это кончится.

Леночка покачала головой.

– Мое сердце чует, что кончится плохо.

Евгений Семенович вышел из-за стола, крепко обнял Леночку, так что кости хрустнули.

– Кончится хорошо. Я же рядом.

Кассирша улыбнулась ему сквозь слезы.

– Да… Ты рядом…

– Дай промокну, – Громов поцеловал сначала один глаз, потом другой. – Вот теперь сухо. Сегодня придешь? – понизил он голос.

– Приду, – прошептала Леночка и выскользнула из комнаты.

Громов задумчиво смотрел на закрывшуюся дверь,

– Пиастры, пиастры, – пробормотал он.

Делая вид, что он высчитывает на бумажке, Костя рисовал спину сидящей впереди кассирши. У Леночки была подвижная, нервная спина, как у бурундука или какого-нибудь другого быстрого зверька. Косте пришла мысль изобразить Леночку в виде белки. Сидит на задних лапках спиной к зрителю белка и, прижав передние лапки к груди, напряженно смотрит вдаль; на туловище белки Костя пристроил аккуратно причесанную женскую головку. Получилось очень забавно…

Раздался звонок. Леночка грациозно потянулась к трубке, не меняя положения, стала что-то говорить. Костя пририсовал к правому уху женской головки трубку. Теперь стало смешно. Смешно и грустно.

Кассирша перестала говорить, приняла прежнюю позу. Потом телефон зазвонил опять. Леночка поспешно взяла трубку. От быстрого движения на плече из-под платья выбилась белая бретелька. Локон пепельных волос – в их городке такой цвет делать не умели, и Леночка ездила в областной центр – упал на ухо, розовое от бьющего в противоположное окно света.

«Вот подойти сейчас сзади, – подумал Костя, – просунуть ей под мышки руки, прижать к груди и поцеловать в шею. Что будет? Будет крик, шум, визг, скандал, разбор на собрании, может быть, в конечном счете увольнение. Почему наедине такое можно сделать, а в присутствии пяти человек нельзя? Потому что пять человек – это общество, – ответил сам себе Костя. – Даже три человека – общество… А общество живет по своим законам…»

– Я отнесу Евгению Семеновичу зарплату. Он просил.

Костя вздрогнул. Его всегда волновал ее голос: какой-то широкий, отрывистый, словно полосы черного плотного бархата…

Три минуты спустя главный инженер увидит ее, как она идет мелкими из-за узкого платья шажками по ковровой дорожке к его столу… Он быстро окинет взглядом ее фигуру, нащупает немигающими глазами ее взгляд и опять уткнется в бумаги. Больше он не посмотрит на нее, хотя самому хочется посмотреть. Вечное противоречие между желанием и долгом.

И она посмотрит ему в глаза и тут же опустит, потом, принимая ведомость, еще раз попытается поймать его взгляд. Женщине-подчиненной всегда хочется нравиться своим начальникам просто как женщине, а не как работнику… Как хотелось Косте быть в этот момент главным инженером!

Леночка ушла. В бухгалтерии сразу стало темнее, мерзко жужжали под потолком мухи…

Костя вздохнул и потянулся к коробке, чтобы взять скрепку. Коробка была совершенно пуста. Костя обрадовался. Надо просить у Шкафа скрепки. Хоть какое-то развлечение.

– Семен Петрович, у меня кончились скрепки.

Шкаф чуть не подпрыгнул на стуле от неожиданности. В сонной комнате, в которой слышалось лишь жужжание мух, щелканье арифмометров и шуршание шариковых ручек, возглас Кости прозвучал выстрелом.

– Чего кричишь, как зарезанный? – проворчал Шкаф.

– Зарезанные не кричат, Семен Петрович, – возразил Костя. В бухгалтерии хихикнули. Шкаф не обратил на это внимания. Насмешки он обычно пропускал мимо ушей.

– Я же только что тебе давал. Ты что, питаешься ими, что ли? – Главный бухгалтер окончил операцию, отодвинул арифмометр и полез в обшарпанный шкаф, где хранились письменные принадлежности.