Виктор Устьянцев - Почему море соленое

— Да ты что, не узнал?

Наверное, только по голосу я и узнаю Люську Говорову. Эк ее разнесло!

А меня уже хватают за руки, за шею, кто-то даже вцепился в волосы.

— Витька приехал! Ур-ра! — орут из-за стола Венька Пашнин и Мишка Полубояров. Даже не изволили встать, лоботрясы! Правда, Анютка тоже не встала. Она даже не смотрит на меня, опустив голову, старательно водит вилкой по столу. Ну и пусть!

— К доске его, к доске! — требуют сразу несколько человек.

Меня оставляют одного перед черной классной доской, остальные усаживаются за столом. Наша классная руководительница Антонина Петровна ровным педагогическим голосом задает первый вопрос:

— Расскажи-ка нам, Витя, что ты успел сделать за эти пятнадцать лет.

Прежде чем ответить, я отыскиваю взглядом Машу и говорю:

— Голышева, иди покорми своего наследника. Он там, во дворе, надрывается.

— Ой, батюшки, я совсем забыла! — Маша, все такая же худенькая, легко выпархивает из класса, по пути отфутболив мой чемодан в угол.

Докладываю по-военному коротко:

— Окончил Высшее военно-морское училище, служил на Тихом океане, на Балтике, на Севере. На «королевском» Черноморском пока не сподобился, но еду туда на месяц полоскать свое грешное тело и душу в теплой водичке. Ученых степеней не имею, иностранных языков пока не осилил, в белой армии не служил, в оппозициях не состоял.

— Женат? — спрашивает Лида Дедова.

— Пока нет.

— Почему?

Милая Семеновна, ты всегда отличалась простодушием и непосредственностью, за это мы все любили тебя и, может быть, только с тобой были всегда искренними. Но что я тебе сейчас отвечу? Можно, конечно, сказать, что мне было некогда. Сколько там насчитал наш корабельный Айболит? Кажется, всего сорок один день в году мы стояли у причала. А чистых только четверо суток. Когда же мне было жениться?

Впрочем, ты знаешь, что дело вовсе не в этом.

Я смотрю на Анютку. Она тоже смотрит на меня, и в ее голубых с поволокой глазах — ничего, кроме любопытства. Неужели она все забыла?

Тогда я решил преподнести ей сюрприз и телеграмму не дал. Потом сам жалел об этом, потому что найти тот кишлак оказалось совсем не просто. Я летел самолетом, шел на пароходе морем, ехал на поезде, а последние тридцать семь километров добирался верхом на ишаке. Зрелище, видимо, было презабавное, если учесть, что в первый свой офицерский отпуск я отправился в парадной форме, при кортике и при двух медалях, выданных мне отнюдь не за боевые заслуги, а по случаю юбилеев.

Впрочем, за тридцать семь километров пыльной дороги даже медали потускнели, не говоря уже о парадной тужурке, ставшей похожей на обыкновенный ватник.

Перед кишлаком я все-таки вытряхнул пыль, почистил носовым платком медали и ботинки и под эскортом ватаги вездесущих мальчишек чинно прошествовал к расположенной в центре кишлака амбулатории. Перед кабинетом врача сидели две старухи, закутанные в темные платки, они наперебой защебетали что-то по-своему. Наконец я уловил знакомое слово «начальник» и понял, что они хотят пропустить меня вне очереди. Я жестами объяснил, что благодарю их, и сел подальше от двери. К счастью, за мной никого не было, и я вошел в кабинет последним.

Анюта что-то писала и, не поднимая головы, предложила:

— Садитесь. На что жалуетесь?

— Главным образом на жару.

Она подняла голову и уронила ручку, потом стетоскоп.

— Ты? Вот уж поистине — «три года не писал двух слов и грянул вдруг, как с облаков». Ну, здравствуй.

Тонкая как тростиночка сестра, возившаяся в углу с пробирками, неслышно выскользнула за дверь, и я осторожно поцеловал Анютку, стараясь не запачкать ее халат.

— Как же ты меня нашел?

— Искал, вот и нашел. Адрес ты сообщить не удосужилась, спасибо Юрке, он написал, — обиженно сказал я.

— Извини, я не хотела тебя огорчать. Ведь ты тоже настаивал, чтобы я осталась в институте. Ну какой из меня ученый, если я практики не имею?

— Я вовсе не настаивал, это твои профессора хотели тебя оставить.

— А я вот сбежала от них. Они тоже обиделись. Ну ладно, об этом потом. Идем, я покажу свои апартаменты.

Апартаменты ее состояли из небольшой комнатки и прихожей, расположенных прямо за кабинетом. Собственно, комнатка почти не отличалась от кабинета, только вместо топчана здесь стояла никелированная кровать да не было стеклянного шкафа с инструментами и столика с пробирками.

— Вот тут я и обитаю. Нравится?

— Аптекой пахнет.

— Ничего, привыкнешь. Ты, наверное, проголодался.