Анатолий Клещенко - Камень преткновения

Земля, по которой запрещено ступать!

— А если они найдут нас?

— Спишут в расход. Поня́л?

Петр Сергеевич понял.

И оттого, что он понял и подумал о мгле, еще более страшной и холодной, нежели мгла этого рассвета, сразу все переменилось. Он вспомнил, что тайга вокруг зелена, что птицы пересвистываются в ней. Спелой брусникой посыпаны мхи в борах. Солнечные блики плескаются в воде рек и ручьев, солнечные зайчики отскакивают от воды, и даже хмурые пихтачи пронизаны солнечным светом и солнечным теплом. Да, да, ведь он же проходил по этим местам, по этим светлым и радостным борам, по берегам этой певучей, серебро рассыпающей реки!..

Нет, он не хочет, чтобы его списывали в расход!

Если восток слева, а река делает поворот на север, значит… Ну да, это тридцать второй квадрат! Если подняться за хребет и идти вдоль по нему, должны попасться шурфы. За эти годы с ними ничего не стало. От шурфов недалеко до старой просеки, когда-то прорубленной топографами…

— Пошли. Сейчас выберемся на хребет и попробуем привязаться… Ну, одним словом, найти точку стояния.

А впрочем, зачем он пытается объяснять что-то этому олуху? Не все ли равно, зачем надо лезть на хребет? Надо, и все тут!

— Пошли, пошли!

Чего он там копается, наконец?

Фиксатый завязывал мешок с хлебом. Он догнал Петра Сергеевича на косогоре, куда тот влезал, цепляясь за кусты тальника с едва начинающими желтеть узкими листьями.

Несколько таких листьев остались в руке, когда ветка выскользнула из ладони. Это были милые, земные листья, тронутые увяданием. Они не обжигали ему пальцев. Петр Сергеевич остановился. То ли оттого, что поднимался в гору, то ли от другого чего часто-часто заколотилось сердце.

Иной, новый страх — страх потерять эту прекрасную землю — заставил Петра Сергеевича прибавить шагу. Только даль, только тайга могли укрыть беглецов, заслонить от всех других страхов и опасностей.

Фиксатый с трудом поспевал за геологом: у Петра Сергеевича словно крылья выросли! По-молодому легко перепрыгивал он с валежины на валежину, нырял в сосновое мелколесье, расталкивая руками хвою, как пловец воду.

— Вот, можно считать, и привязались! — обрадованно проговорил он, стоя перед глубокой прямоугольной ямой в бору. По сторонам ямы на желтом слежавшемся песке курчавился, багровел гроздями ягод брусничник.

— Есть дорога? Молодчик, батя! — Фиксатый одобряюще хлопнул Петра Сергеевича по плечу.

Заглянув в шурф, он столкнул туда сапогом сосновую шишку.

— Дорог здесь нет, есть направления. Когда-то на этом месте был лагерь поисковой партии. Если память мне уже не изменила, километрах в трех начинается старая визира…

Фиксатый надвинулся вплотную, грудь с грудью.

Спросил угрожающе и в то же время беспокойно, прищурив глаза:

— Ты не темни, батя. Найдешь дорогу? Выберемся?

Приминая брусничник, Петр Сергеевич переступал с ноги на ногу, жадно разглядывая мир вокруг себя.

Солнце, одолев разбегающиеся тучи, вставало где-то за волнистой линией горизонта. Огненный сноп ударил в небо. Капля росы покатилась по отогнутой Петром Сергеевичем ветке и, прежде чем упасть, задержалась на зазубринке желтеющего листа, вспыхнула многоцветным огнем. Добрая земля подстелила мягкие мхи под усталые ноги. Это его, Петра Сергеевича, прятали от глаз преследователей кусты. Мир был таким же гостеприимным и щедрым на свет и тепло, как прежде.

— Выберемся. Должны… выбраться…

Голос его дрогнул.

— Нам бы, главное, хлебушка до первого поселка хватило! — подмигнул Фиксатый, из глаз которого сразу же пропала обеспокоенность. — Ты только не заблуди, батя, на тебя вся надежда. Догнать нас в тайге не должны, целая ночь в запасе была. А что мы, что они — своим ходом. Да и не станут нас в этой стороне искать. У беглецов другой путь — не в тайгу, а из тайги, к железной дороге.

— Все-таки медлить не стоит, — забеспокоился Петр Сергеевич, — и, знаете, немного подальше ручей будет, так нам, может быть, по воде пройти?

Фиксатый сплюнул, ответил покровительственно:

— Ничтяк! Говорю, не подумают, что мы в тайгу кинулись. Айда прямиком!

Память не изменила геологу Бородину.

Визира, прорубленная много лет назад, заросла молодым сосняком, но Петр Сергеевич нашел ее без труда. Сосняк по́росли был тонконог и лохмат, деревца тесно жались друг к другу. Лоси, любящие ходить прямиком, намяли по визире торную, удобную тропку.

— Дорога! — преждевременно обрадовался Фиксатый.