Юрий Платонычев - А дальше только океан

Настораживала речь водолазов — отрывистая, гортанная, с частыми придыханиями. Власенко и Рогов начали было думать, что дело, кажется, серьезное, что тут не до учений. Они с нетерпением ждали уже выехавшего на причал Самойленко, который слыл известным лингвистом.

— Ду ю спик инглиш? — прямо с порога начал лингвист.

Водолазы еще больше осклабились и враз замотали головами, дескать, не имеем привычки беседовать на таком языке.

— Шпрэхен зи дойч? — не отставал Самойленко, с гораздо меньшим апломбом, но все же достаточно уверенно.

Арестованные чему-то обрадовались и отрицательно закрутили влажными шевелюрами.

— Следовательно… — Самойленко помедлил и твердо подытожил: — Эти балбесы европейских языков не знают, и надо их вести в комендатуру.

«Балбесы», похоже, сильно огорчились своим незнанием европейских языков. Особенно огорчился горбоносый. Он взвился как ужаленный. Но тот, что с усиками, его придержал, что-то тихо сказал, и оба вызывающе уставились на капитан-лейтенанта.

— Наверняка они не одни, — теребя подбородок, вслух размышлял Власенко. — Надо их допросить во что бы то ни стало.

— А может, они балакают по-французски? — гадал Рогов.

Но если Самойленко из всего немецкого знал только «вас ист дас» и очень приблизительно «шпрэхен зи дойч», то из французского — одно «мерси».

— Момент! — спохватился он. — Нас выручит жена Малышева.

Елизавета Терентьевна, ничему не удивляясь, ничего не спрашивая, собралась ровно за пять минут, а когда вошла в дежурку, арестованные мирно прихлебывали чай, поданный сердобольным Роговым, и оживленно обменивались мнениями. Она уселась напротив водолазов и, налегая на произношение, закартавила по-французски. У ночных пришельцев это вызвало новый прилив веселья, видимо, сказалась и кружка горячего чая. Они нагловато разглядывали учительницу, которая теперь тщетно пыталась связаться с ними по-испански. Арестованные изображали на своих лукавых физиономиях печальные улыбки и разводили руками. Мол, чего не знаем, того не знаем.

— Кажется, я бессильна, — виновато промолвила Малышева, обращаясь к Самойленко. — Судя по отрывкам фраз, их речь относится к тюркской группе.

— Постойте, — насторожился Власенко, которого поразило одно до странности знакомое слово, оброненное высоким с черным пушком над губой. И он разом догадался, к какой именно группе относится язык пришельцев. Подойдя к Рогову, он тихо сказал: — А ну, позовите Джобуа!

Торпедист Джобуа появился скоро и, предупрежденный, как вести себя с иностранцами, сразу начал расследовать:

— Уай, кацо!..

Эффект превзошел ожидания. Оба «кацо» непроизвольно выкрикнули ответные приветствия, радостно зацокали, и хотя вовремя спохватились, и даже прикрыли рты ладонями, с неопровержимой точностью было установлено, что призывались они в Абхазии и нечего им валять дурака. Показав сообразительность, оба охотно перешли на русский язык, но назвать себя категорически отказались. На вопрос Власенко «где остальные», высокий встал и надменно ответил:

— За кого нас принимаете, товарищ капитан третьего ранга?.. Если бы не ухо, — он указал, какое именно ухо подвело товарища, — ни за что бы нас не взяли!

Самойленко от предложенной охраны отказался, дескать, пистолет у него имеется, и повез «диверсантов» на газике в караул, где была надежная каморка и где можно окончательно установить личности арестованных. Однако до каморки он их не довез. Воспользовавшись тем, что на длинном подъеме офицер вздремнул, они расстегнули брезент задней стенки и благополучно удрали. Когда Самойленко открыл глаза, «диверсанты» уже карабкались на сопку и посылали воздушные поцелуи, а горбоносый довольно искусно наставлял нос, как будто его собственный был недостаточно велик.

Рыбчевский, остававшийся за Павлова, который вместе с Ветровым уехал в лагерь к Кубидзе, был возмущен:

— Ротозейство! — Он негодующе щурился на Самойленко, замершего в позе великомученика. — Вас самого надо посадить в каморку!

Опять боевая тревога, опять неприятный доклад наверх, опять матросы прочесывают прибрежные сопки…

На этот раз поиск увенчался успехом весьма скоро. Беглецы забыли, что они не в воде, и оставляли на снегу следы, как резвившиеся медведи. Следы привели к камням у залива, где «диверсионная» группа и сложила оружие.

Теперь не пришлось ломать языковые барьеры, так как остальные водолазы принадлежали к волго-вятской группе и скрывать свое первородство не имели никакой возможности.