Юрий Платонычев - А дальше только океан

— Ну, Виктор Федорович, — сияет Белов. — Ну и напугал же ты! Я думал — впереди нуднейший поиск.

— Почему я? — удивляется Павлов, наводя пеленгатор туда, где поднимают последнюю торпеду. — Всех нас командир «тридцатки» напугал. Внуши ему, что свое дело ему надо знать лучше…

— И все же, — Жилин критически просматривал запись атаки, — тут что-то с торпедой. Скажите, почему «тридцатый» не принял ее сигналов?

— Об этом будем судить на берегу, когда посмотрим, — теперь уже неуступчиво произнес Павлов, не отрываясь от пеленгатора.

— Вот-вот, — подхватил Жилин. — Верная мысль! Дайте-ка своим команду не трогать торпеду, пока я не приду.

Корабли возвращались домой. Шли резво, с ветерком. Кстати, и ветерок был попутный. Донимала мертвая зыбь, но и она заметно поубавила свои вздохи.

Трансляция разносила по кораблю неторопливый, с интонациями, с расстановками, говорок замполита, который подводил итоги похода, хотя сам поход еще не кончился. Замполит очень тепло отзывался о моряках, потрудившихся в полную силу, упоминал и тех, кто сберегал ее для какого-то неведомого случая. У него получалась довольно разумная мера между похвалой и критикой, что бывает не так часто. Чаще, если хвалят, то возносят до небес, а если кого ругают — тем не позавидуешь… А этот политработник даже самым распрекрасным не забывал напоминать о слабинах, а тем, кого подраил со шкурочкой, внушил, что если они подналягут, дело и у них выйдет.

Попутный ветер усердно перемешивал запахи, витавшие над кораблем. На юте пахло водорослями, солью и еще чем-то сугубо океанским; на шкафуте намертво застряло тепло разгоряченных турбин, а до ГКП доходила уже смесь запахов. Однако в этом букете все увереннее тянуло чем-то жареным. Павлов, да, наверное, и не он один, подумал: «Неплохо бы и того…» Вскоре в ответ на эти желания по кораблю разнеслось: «Приготовиться к обеду!»

Хорошо посидеть в корабельной кают-компании! Тут и уют, какой бывает в чисто мужском обществе, и удобные кресла, располагающие к неторопливой беседе, и непременное пианино, на котором какой-нибудь молодой лейтенант, чаще доктор, импровизирует не очень складно… Конечно, в приличной кают-компании и харч приличный. На каждом корабле обязательно есть свои фирменные блюда. На одном хвалятся каким-то особым борщом, хотя он и готовится из той же капусты, картошки, морковки: кок здесь умеет украсить его особыми приправами, получаемыми от заботливых родичей, скажем, из горного Алтая или из Грузии. На другом корабле сравнивают свою селедку в уксусе только с закуской из московского ресторана «Метрополь»; селедка-то, конечно, самая что ни на есть обыкновенная, часто из многолетних портовых запасов, но кок вымачивает ее так, что рассол чувствуется, а соль нет, и еще он освоил, как разводить уксус да красиво нарезать лук. На третьем корабле убеждены, что с их жареной картошкой вообще нечего сравнивать, на четвертом доказывают, что их чай — всем чаям чай! На пятом корабле… Да что там говорить. На пятом корабле всегда в запасе непревзойденная таранька!

Сегодня борщ и в самом деле был вкусным, как и весь обед. Белов даже просил добавки. Правда, механик не выразил похвалы искусству коков и пробурчал что-то вроде:

— Супчик сильный, но… Четвертый день подряд!

— Эх, Иван Иванович, — добродушно укорил Белов механика. — Многое ты превзошел, а во флотском борще не разобрался. «Супчик! Четвертый день!» Да я готов каждый день баловаться таким «супчиком»!.. Вот послушай одну быль-небылицу. Виктор Федорович не даст соврать. — Белов на мгновение повернулся к Павлову, приглашая того в свидетели. — Однажды послали нас, лейтенантов, в штурманский поход. Бросили мы якорь на одном иностранном рейде. Каком, не буду называть. Виктор Федорович знает… На рейде стояло множество военных кораблей из разных стран; в те годы отношения между моряками были хорошие, «холодная война» еще не успела их испортить. А теперь, Иван Иванович, слушай внимательно, — Белов поднял указательный палец: — Приближалось святое обеденное время. Вдруг видим, с соседнего крейсера сигнал: «Приглашаем русских офицеров на обед!» Тут же подходит белый катер и щегольски одетый лейтенант на ломаном языке повторяет приглашение, потом отзывает в сторонку вахтенного офицера и вполголоса передает просьбу своего командира — дескать, неплохо бы приглашенным захватить со своего корабля ведро борща и несколько буханок хлеба. Оказалось, что во время войны командир крейсера бывал у нас в северных базах и ему запомнились наши хлеб-соль. Вот тогда я и понял, чего стоит наш флотский борщ, если знают о нем за тридевять земель! Верно, Виктор Федорович?