Но неугомонный Костя сказал:
— Мы здесь прожили месяц. Хватит. Теперь недели две проживем на море.
— А не пойти ли нам через перевал?
Сперва эта мысль показалась неосуществимой. Куда девать чемодан с вещами? Пройдет ли перевал Маринка? Девочке всего двенадцать лет и зимой у нее был бронхоаденит.
Пока мы решали да собирались, турбаза в Теберде уже закрылась. Но два экскурсовода, закончив работу, решили идти в Сухуми через перевал и согласились взять нас с собой.
И вот, обутые в колючие шерстяные носки, в лыжных штанах и широкополых соломенных шляпах, мы с самого утра сидим и томимся среди пышных цветов нашего садика.
Маринка и Костя каждый час отправляются в турбазу и приносят новости:
— Жоре еще не заплатили денег. У него не хватает котелков.
— Каких котелков?
— За ним числилось подотчетное имущество, и завхоз чего-то недосчитывается.
Посидели, посидели и опять пошли.
— Ирочка отказывается идти. Она с Гиги поссорилась.
— Кто такая эта Ирочка, будь она неладна?
— Ну, мама, как ты не понимаешь? — рассудительно говорит Маринка, — Ирочка раньше была отдыхающая, а теперь она и Гиги влюбленная пара. Она ждала, пока турбаза закроется, чтоб пойти с ним через перевал.
Когда мы уже совсем разморились и решили от скуки пообедать, с улицы прибежала возбужденная Маринка.
— Скорей, скорей, машина пришла!
Мы схватили свои мешки и продели руки в лямки, хотя до машины было всего несколько шагов.
В кузове сидела девушка. Она безразлично посмотрела на нас и отвернулась. Невысокий, коренастый юноша с тяжелыми прядями каштановых волос молча помог нам снять рюкзаки и, легко вспрыгнув в грузовик, аккуратно сложил в уголок.
— Это Жора, — сообщила мне Маринка.
«Что ж это будет, — со страхом подумала я, — два шага пронесла мешок, а уже плечи оттянуло…»
На пустынной улице показался шофер турбазы и Гиги — молодой человек, широкий в плечах и суживающийся книзу.
Девушка, сидевшая в машине, стала внимательно рассматривать верхушки сосен. Конечно, это была Ирочка.
— Ученого еще нет? — спросил Гиги, усаживаясь в кабину.
— Я ждать не буду, — заявил шофер. — Мне надо засветло обернуться.
Машина задрожала, но поехали мы совсем не в ту сторону, куда лежал наш путь. Грузовик, переваливаясь, влез в узенький переулочек и загудел.
— Глеб Александрович! — зычно крикнул Гиги.
Из маленького дома вышел человек. При одном взгляде на него мы сразу почувствовали убожество своего снаряжения. Глеб Александрович был в замшевом спортивном костюме без пуговиц — на одних молниях, на плече он нес новый рюкзак со множеством карманов. В одной руке у него была связка блестящих инструментов — ледоруб, топорик, лопатка и еще что-то, в другой руке он держал свернутую бубликом желтую веревку.
— Он чудно одет, да, мама? — с нескрываемой завистью прошептала Маринка.
Глеб Александрович с помощью Жоры и Гиги очутился в кузове.
— Прошу прощения, — вежливо, но без улыбки, сказал он, отодвинув в сторону мой рюкзак и укладывая свои вещи.
Мы с Ирочкой посмотрели друг на друга. Она подмигнула мне и кивнула в сторону нашего нового спутника. Я ответила ей улыбкой. Нас уже объединяло чувство старожилов.
Покоренная блеском альпинистского снаряжения, Марина коснулась пальцем новенького ледоруба.
— Девочка, это трогать нельзя, — внушительно проговорил Глеб Александрович, — это не игрушки, девочка.
Маринка отдернула руку и сразу притихла.
Костя вступился за дочку:
— Я думаю, что эти игрушки не очень понадобятся вам в предстоящем походе.
— Это вы так думаете! — ответил Глеб Александрович. — Разрешите узнать — который раз вы переходите Клухорский перевал?
Посрамленный Костя замолчал.
Глеб Александрович обвел взглядом нас всех, и тут совершенно неожиданно выяснилось, что даже Гиги и Жора идут через перевал впервые. Они были экскурсоводами по Теберде, а в Сухуми туристов водил другой человек.
— А я совершил этот поход еще в тридцать девятом году, — веско заявил Глеб Александрович.
Сквозь деревья мелькнуло черно-зеленое озеро, в котором мы столько раз купались. Потом пошли знакомые места — дорога на водопад Шумку, березовая роща. Мы не остановились ни у бешеной речки Муруджу, которая состоит из одной молочной пены, ни возле сурового потока Куначкира. Ущелье суживалось. Горы становились выше. Недвижно стояли темные прямые сосны.
Прощай, Теберда!
Марина все еще переживала обиду. Она сидела очень сосредоточенная, потом обхватила меня за шею и прошептала на ухо:
Читать дальше