— Написано хорошо, — сказал Ярослав.
— Каждому понятно, — отозвался Богдан.
— Конечно, надо скорее напечатать, — горячо поддержал Стахур.
— Мы распространим быстро, — заверил Шецкий.
— Так и порешили, друзья, — сказал Гай. — Денис, я надеюсь на вас. Листовку завтра же надо отпечатать и распространить. Ну, друже Гнат, рассказывай, как у тебя дела. Люди послушают.
— У нас так. На строительстве костела триста рабочих предъявили ультиматум подрядчику. Если через три дня не согласятся выполнить требования рабочих — шабаш! Бросают работу. У строителей все хорошо, почти обо всем договорились. Да вот беда с пекарями, портными, сапожниками, почтальонами. Проклятые пэпээсовцы воду мутят!
— Посмотрим, чья возьмет! Пан Стахур, организуй студентов, бери с собой Дениса, Яна, Стефана и помогите Гнату Мартынчуку растолковать обманутым рабочим смысл фальшивых обещаний миротворцев из партии польских социалистов. Покажите на жизненных примерах, что у них, кроме трескучих революционных фраз, хвастовства и шовинизма, ничего нет за душой.
— Товарищ Гай, разрешите и мне! — не утерпел Ярослав.
— Вам, друг мой, сейчас опасно появляться в городе. Повременим, — Гай обратился к Стефану: — Подберите надежных студентов, пусть установят надежную связь с польскими рабочими. Призывайте польских рабочих к классовой солидарности. Вместе — черта поборем!
Дверь скрипнула и приоткрылась, привлекая всеобщее внимание. В комнату просунулась голова молодого рабочего.
— Там сын Мартынчука пришел.
— Впусти, Андрей.
— Ну, заходи! — сурово проговорил Андрей, впуская Ромку в комнату.
Ромка нерешительно остановился у двери. Недоверчивым взглядом обвел людей, сидящих на полу, на кирпичах, на единственном здесь топчане, и, увидев среди них своего отца, вдруг смутился.
Мартынчук, заметив замешательство сына, подбадривающе кивнул ему головой.
— Принес? — спросил Гай.
Мальчик, «конспиративно» подмигнув Гаю, подозвал его к двери.
— Давай, здесь все свои.
Ромка достал из-за пазухи сверток и протянул Гаю. Тот, разорвав бумажную обертку, выложил на стол пачку газет и небольшой конверт. Торопливо вскрыв его, Гай извлек газетную вырезку и несколько писем.
— Денис, ваш протест против отправки киевских студентов в солдаты, напечатанный в «Искре», в России получил широкий отклик. «Искра» прислала несколько откликов и вырезку с вашим письмом, — Гай передал корреспонденцию студенту.
— Пан Денис, мы ничего не знали о вашем письме, — удивился Шецкий. — Дайте же прочесть.
— Прошу.
Шецкий и Стефан склонились над лампой и жадно читали, пока Гай раздавал присутствующим свежий номер «Искры».
— Ярослав, ты послушай, как здорово написано! — восторженно воскликнул Ян Шецкий и прочел вслух:
«…Мы, отделенные от Вас солдатским кордоном, не можем прийти в Ваши ряды и принять участие в той сечи, в которой Вы падаете под ударами вражьих рук. Мы, к сожалению, осуждены в бездействии ожидать здесь известий с поля битвы. Но мы более чем убеждены, что борьба эта скоро кончится для вас полной победой, а потому от всей души поздравляем Вас и восклицаем: счастливой борьбы, товарищи!»
— Верно, счастливой борьбы, товарищи! — сказал Иван Сокол, оторвавшись от чтения «Искры». — Мы с надднепровскими украинцами — дети одной матери. И борьба наша — нераздельная.
Кто-то постучал в окно. Залаяла собака. Все насторожились. Условный сигнал повторился. Гай осторожно приподнял угол одеяла и увидел за окном Тараса, который подал сигнал тревоги. Гай опустил одеяло и спокойно сказал:
— Товарищи, надо немедленно расходиться.
Через минуту в комнате остались только Гай, Стахур, Мартынчук, Ярослав и Ромка.
— Нам лучше не идти вместе. Я буду вас ждать дома, — сказал Ярослав Стахуру и быстро вышел.
Гай высыпал из пепельницы в бумагу окурки, завернул и отдал Ромке:
— Положи в карман, а на улице, подальше от дома, выбросишь.
— Об опасности предупредил Тарас? — спросил Стахур.
— Да.
Вслед за Иваном Соколом, который вышел проводить людей, поспешил Стахур. Сокол взволнованно обратился к нему:
— Вы прочитали, что делается в России? Рабочие сражаются на баррикадах. Сегодня же напишу открытое письмо нашей молодежи, чтобы и она подумала о значении этих событий для нас.
— По-моему, не о рабочих и, конечно, не о России им надо писать, друже Иван. Вы сами сын крестьянина, скажите, кто главный на земле? Кто? — горячо вопрошал Стахур. — Крестьянин! Он всех людей хлебом кормит, он — хозяин жизни. К нему и обратите свое пламенное слово!
Читать дальше