Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том первый

— Вы могли бы остаться у меня…

— Нет… Там мои документы.

Дверь отворилась, и вошел Вовочка. Он поклонился, шаркнул ножкой и чему-то засмеялся, показывая вставные зубы.

— Признаться, случайно я слышал ваш сговор!.. Но мы свои люди. Одобряю, профессор! Деньги не пахнут, и человек живет один раз… У меня, извините, к вам вопрос. Об этих пластах в Пятиротском знаете… только вы?

— Да, об этом знаю только я. Но разве этого мало?

Вовочка быстро переглянулся с отцом, и масляные глаза его похолодели.

— Впрочем, — сказал Лагутин, — знает еще тот человек, который ждет меня у калитки.

— Как? — прошептал Вовочка. — Разве вас ждут?..

— Моя профессия требует предусмотрительности, — насмешливо сказал Лагутин.

Старший Шмаев бросился к вешалке и помог Леониду Ивановичу одеться.

— Предусмотрительность? — смущенно повторил Вовочка, обмякая в плечах. — Да, она никогда не мешает… Но при чем здесь она… в этом доме?

— Ступай, — строго сказал ему отец. — Вы, Леонид Иваныч, не обращайте на него внимания. Заграница!.. Я понимаю, что важные решения принимаются не сразу. Однако у вас есть время подумать. Помните ваше слово? Я навещу вас дня через три…

— Но вы собирались в длительную поездку.

— Я отложу эту поездку…

Лагутин неторопливо вышел в прихожую. Шмаев и Вовочка шли следом, и, если бы в полутемной прихожей было зеркало, Леонид Иванович смог бы заметить остекленевший взгляд Вовочки и злобный, пронзительный взгляд его папаши: оба они словно бы целились Лагутину в затылок.

На дворе яростно лаяли собаки. Распахнув калитку, чубатый сторож кричал кому-то:

— Ступай, говорю, отсюда, не шляйся! Никуда не денется твой ученый, не съедим!..

Несколько поодаль от калитки стоял Кузьма Калюжный. Едва заметив Лагутина, он поспешил навстречу, и Леонид Иванович заметил, как выражение озабоченности на лице Кузьмы сменилось улыбкой.

Особняк Шмаева стоял в неглубокой разлогой балочке. Зимой здесь не так тревожили северные и восточные ветры. Дорога к новой, капитальной шахте шла от ворот мимо поселка, круто поднимаясь на взгорок. Теперь, стоя на крылечке, отец и сын Шмаевы видели, как этой дорогой медленно, очень медленно двигались два человека. Коренастый шахтер все время придерживал под руку Лагутина. Белая поземка струилась у их ног.

— Мы напрасно его упустили, — сказал Вовочка.

— Ты глуп, — сказал отец. — Это не Париж. Там живут миллионы и, когда исчезает один человек, — это незаметно.

— Все же мы напрасно его упустили.

— А свидетель?

— Его тоже нужно было пригласить в дом. Он скоро уснул бы от коньяка и ничего не видел бы и не слышал. И не проснулся бы.

Теперь, может быть, впервые после долгой разлуки, Шмаев с интересом взглянул на сына.

— У тебя размах… Сразу двоих?

— Мы и сами поставили бы нужные плюсы и минусы на карте. И приготовили бы статью для газет. Следствие вел бы Трифонов. Он предан тебе, как собака…

— Я думаю, мы кончим полюбовно, — сказал старший Шмаев. — Если он не согласится… Он говорил, что будет пробираться к станице Каменской по левому берегу, лесами… Он будет один.

— Возможно, с извозчиком…

— Не важно, Там уже случались грабежи и убийства. Это совсем не важно, сынок…

— Да, это не важно, — согласился Вовочка.

Едва повернув за угол своей мазанки, Калюжный резко остановился и придержал Лагутина.

— Смотрите… Что это за напасть? — спросил он растерянно. — Неужели опять… гости?

У единственного деревца, у молодого клена, сиротливо стоявшего неподалеку от порога, породистый караковый рысак, впряженный в щегольскую пролетку, нетерпеливо натягивал повод. Он уже изломал ветки, обгрыз кору на клене и выбил копытом в промерзшей земле глубокую борозду.

— Одни убытки вам от меня, Кузьма Петрович, — сказал Лагутин, — Жаль деревцо. — Они невольно залюбовались молодым жеребцом. Был он суховат в сложении, с глубокой подпругой, с могучими мускулами ляжек, с длинными плечами и несколько сдавленной грудью. Маленькая, гордо поднятая голова на сильной, плавно изогнутой шее казалась выточенной из серого камня. Он настороженно обернулся на голоса, навострив чуткие уши.

— Я знаю, чей это жеребчик, — сказал Калюжный. — Его зовут «Ветер». Это господина Копта. Немец тут есть такой…

Но господин Копт уже появился собственной персоной в дверях мазанки.

— А, Леонид Иваныч, майн фрейнд! — закричал он так радостно, словно давно уже был самым близким другом Лагутина, хотя они виделись впервые. — Мы ожидаль, очень ожидаль!..