Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том первый

В назначенный час у Горного училища собралось свыше пятисот человек. Были здесь студенты — завтрашние штейгеры, техники, десятники; были инженеры и преподаватели; мелкие хозяйчики-шахтовладельцы; просто обыватели — чиновники, торговцы; затесались хромой прощелыга дьякон, псаломщик и сам отец благочинный, но подавляющее большинство составляли шахтеры.

«Чистая» публика держалась, конечно, особняком. Она поспешила занять передние ряды; вслед за нею в зал хлынули шахтеры. Они заняли все места, подоконники, стенные ниши, заполнили проходы, коридор, но большая часть их осталась на улице. Маленький фельдшер встретил Леонида Ивановича на перекрестке, возле церкви, и, посмеиваясь, потирая руки, сказал:

— Полный аншлаг!.. Такого здесь еще не бывало. Правда, цирковую борьбу собирались глядеть три-четыре сотни человек, но ведь то — цирк, а это — наука! Пожалуй, нам не просто будет пробиться в помещение.

Он безбоязненно ринулся в толпу, пытаясь ее раздвинуть, и Лагутин поморщился от его нелепых выкриков:

— Пардон, господа!.. Идет господин профессор… Ну, ты, сиволапый, подайся в сторону. Что, может, в кутузку захотел?! Пардон… Будьте же вежливыми, скоты…

Шахтеры поспешно расступились перед Лагутиным, и вскоре он оказался впереди фельдшера — толпа тотчас же смыкалась за ним, и он подумал, что это происходило преднамеренно: оттесненный шахтерами, старичок Сечкин остался на улице, и его выкрики смолкли.

На каменном крыльце училища пожилой человек с курчавой бородкой осторожно взял Лагутина за кисть руки, жарко задышал ему в щеку.

— Слушайте минутку, профессор… Я из комитета большевиков. Товарищи поручили мне предупредить вас. Будьте осторожны. Очень похоже, что фараоны затеяли какую-то пакость…

— Спасибо, — шепнул ему Лагутин. — Значит, я не одинок?..

— О нет, профессор. Мы будем начеку…

В зале, стоя на невысоком дощатом помосте, какой-то упитанный господин, раскачиваясь из стороны в сторону и поблескивая лысиной, уже держал речь. Позже Лагутин узнал, что это был главный инженер шахты «Мария», обрусевший немец Краус. Когда он спускался в шахту, клеть застилали ковром; карманы его брюк — шахтеры это давно заметили — обычно оттягивали два револьвера.

Сейчас Иоганнес Краус говорил о какой-то гармонии общества, о единении науки, государя и народа. Завидя в дверях Лагутина, он принялся бить в ладоши, и его, сначала осторожно, поддержали первые ряды, а когда Леонид Иванович поднялся на помост, вторая часть зала грянула дружными аплодисментами.

Леонид Иванович внимательно осмотрел зал, поклонился, улыбнулся. Он не ждал ни такого стечения народа, ни столь контрастной аудитории. Герр Краус неспроста говорил о «единении» — по его домыслам, именно наука была призвана объединить богатых и бедных в самодержавном патриотизме. Но и в этом зале хозяйчики были отделены от народа отчетливой, резкой чертой. Рядом с благочинным сидел господин Копт. Рядом с Вовочкой Шмаевым — полицейский надзиратель. В пятом ряду мелькнула мясистая физиономия исправника Трифонова. У подоконника шушукались две пышно разодетые купеческие дочки: эти пришли не ради интереса к науке.

Кудрявые, вихрастые, стриженые, чумазые, рыжие, белокурые студенты следили за каждым движением Лагутина почтительно-торжественными взглядами: для них эта встреча была событием, которое запомнится на всю жизнь.

Шахтеры вели себя сдержанно, тихо, смущенные соседством с хозяевами и другими столпами общества, но в самой их осанке и серьезности угадывалось сознание своего места в жизни и своих прав.

Раскладывая на тумбочке записи и конспекты, Лагутин сказал;

— Я рад и взволнован таким стечением народа. Это лучшее свидетельство всеобщего интереса к науке. На улице осталось много шахтеров, они не сумели попасть в этот зал. Меня это не может не огорчить, ибо кому другому, но им, людям героического труда, следовало бы уступить первые, почетные места. Это они, отважные ратники недр, борясь с непокорной природой, добывают тот чудо-камень, который с каждым днем преумножает могущество родины и со временем поможет народу построить счастливую жизнь…

В первых рядах кто-то громко высморкался, кто-то закашлялся. Трифонов беспокойно заерзал на стуле, приподнялся и взглянул на дверь. Вовочка Шмаев иронически улыбался. Дьякон, разинув косматую пасть, смотрел на Лагутина с испугом.

Леонид Иванович рассказывал о первых пытливых изыскателях, которые нашли уголь на приречных кручах Лисичьего Байрака и положили начало Донбассу. Потом он перешел к своим исканиям, вспоминая дорожные приключения, забавные эпизоды, стужу, зной, и слякоть, и голодовки в безлюдной степи. Когда он сказал, что карта, площадью в 370 квадратных верст, потребовала преодолеть дорогу в две тысячи километров, по залу пронесся сдержанный одобрительный гул.