Владлен Анчишкин - Арктический роман

— Санька!.. Мы поедем домой, Саня, и ты узнаешь, как я думаю… что есть счастье жить. Я так долго ждала тебя, Саня. Я теперь сумасшедшая. Заворачивай.

Романов не остановился, не завернул.

Утро они встретили — свое первое мирное утро! — в подмосковном тихом лесу, как встречали их предки, когда-то пришедшие на эту дремотную суровую землю, поросшую непролазными лесами, изрезанную сытыми, веселыми реками, — встретили на земле, омываемой чистыми росами, вскармливающей добрые и чистые людские сердца.

Когда солнце выглянуло из-за ближнего перелеска и, весело щурясь, метнуло веером лучи сквозь поредевшую крону березы, объятой осенним огнем, Романов, Новинская и Юрка поехали дальше на юг.

Есть в сухой, каменистой донецкой степи большой, шумный город — сердце Донбасса. С давних пор в этом городе на укосе крутого холма стоит шахта. В этой шахте работали дед и отец Саньки Романова. С этой шахты Санька ушел на войну.

Там, на пыльной донецкой земле, на укосе холма стоит маленький домик с калужской березкой. Друзья встретили Саньку Романова в домике, увели с собой в шахту. Родные шахта и дом не спросили Романова, где его котелок.

Романов жил с легким сердцем.

Романов не был святым перед Раей. Он знал женщин До встречи с ней на Оби, после возвращения из Сибири в Европу. Романов не знал, что такое жена. Рая стала женой.

Она не была похожа на женщину, которую Романов любил торопливой солдатской любовью на дорогах войны, постоянно менявшуюся, а в сущности остававшуюся той же: девушкой, которая недолго сопротивлялась и не успевала рассказать о вечной свежести женского сердца и извечном однообразии инстинктов матери, — девушкой радости одной ночи; никогда не отдавала себя та девушка без остатка и не претендовала на то, чтоб взять целиком. Нет — упаси бог! — Романов не презирал тех, кого знал на войне. Это были его товарищи, с которыми он воевал, или солдатки, истосковавшиеся по мужикам, — они любили так, как может любить женщина, не уверенная в том, что будет с ней завтра. И он любил их жадно, страстно, любовью молодого, здорового парня, которого война торопила в бой, жестокий и беспощадный. Солдатской — жадной к жизни — любовью Романов любил их, они уступали, и он остался благодарен им навсегда.

Рая не была похожа на женщину военных дорог. Она была всегда одинакова, и каждый раз была как бы другой. Она первая открывала объятия, вместе с объятиями открывала мир, до сих пор неизведанный — удивительный. Она одна за короткое время рассказала о женщине больше, нежели все, вместе взятые, — те, которых он знал.

Романов хотел отдохнуть годик-другой после войны, а потом уже думать о будущем. Рая ждала второго ребенка, но сама готовила обед для Романова; стирала рубашки себе и Романову; училась в институте и до глубокой ночи засиживалась рядом с Романовым за столом, помогая ему, вдалбливая: «Это в конечном счете необходимо не только тебе, но и всем нам — семье… детям», — заставляла учиться. Она спотыкалась на ровном, но не давала остановиться ему; засыпала в трамваях, но не позволяла ему вздремнуть после шахты — подсовывала тазик с водой под ноги. Она надела очки, а подготовила Романова к экзаменам на аттестат зрелости, не позволив ему потерять года.

Романову некогда было опомниться, оглядеться — он не успел оплакать по-человечески даже смерть своей матери, — Рая родила ему дочь и, шатаясь от слабости, увела его за руку в вечерний институт: «Ты теперь отец двух детей и обязан!» Она похудела — платья, прежде облегавшие туго, обвисали на ней, — но не позволила и себе остановиться на минуту: «Женщинам приходится и не такое терпеть… нужно думать о детях». Она закончила институт, работала в Донецкой хирургической клинике; Романов стал горным инженером, работал начальником добычного участка.

Рая была мать, — умела любить, не щадя себя, не щадила любимого человека.

Он узнал, что такое жена. Но о женщине Рая рассказала не все. Лишь годы спустя Романов почувствовал, что женщина, которая отдает себя без остатка, стремится и взять целиком.

Ветер жизни никогда не дует с одной стороны, — человек, позволяющий себе брать, всегда должен быть готовым к тому, чтоб возвратить взятое.

— Романов, ты гордый?

— Гордый.

— Почему?.. Я знаю: ты не можешь не быть гордым потому, что у тебя жена — я. Да, Романов?

Рае, в память о матери, хотелось остаться под девичьей фамилией, Романов не возражал. И она своеобразно благодарила его: когда была расположена к нему особенно — ласково, нежно называла по фамилии. Романову нравилось, когда Рая называла его по фамилии.