Охотников встречал старичок в подшитых валенках и скроенной из шинели куртке. Старик был важен, как фельдмаршал.
— Руководитель травли, — представлялся он каждому, доставая огрызок карандаша и тетрадку. — Пожалуйте имя и отчество, — просил он, — а также пожалуйте кличку животного...
Наконец регистрация кончилась. Не спеша старичок утоптал для себя место у проволоки, победно огляделся, все ли готово, выкрикнул первую фамилию и на минуту замер с поднятой рукою...
— Давай! — крикнул он наконец очень значительно.
Послышался хриплый лай, и сразу к березкам выскочили две пестрые лайки.
Мишка не ожидал предательства. Два пестрых существа были очень похожи на добродушного Жука со двора, и ему захотелось поиграть. Он поднял лапу, но. одна из собак взвизгнула и вцепилась ему в бедро. Мишка обиженно рявкнул. Собака кубарем отскочила, а через секунду снова висела на медвежьем боку.
— Давай! Давай!... — кричали со всех сторон.
Мишка поискал глазами Петровича и, растерявшись, побежал к нему, но проволока не пустила.
—Давай!...
Клочьями полетела медвежья шерсть. И только теперь Мишка вспомнил про когти. Он извернулся, махнул лапой, и пестрая сука с визгом покатилась в сугроб...
— Будут работать, — одобрительно сказал старичок о собаках.
Теперь Мишка знал, что ему делать. Громыхая цепью, он крутился на месте, рычал, и новый нападающий — желтый кобель, погавкав, так и не решился отведать медвежьей шерсти.
А потом опять пошли: пестрые, желтые, черные... Мишка уже не различал цвета. Глаза у него налились кровью и слезились. Поземкой крутился снег на поляне. Собачий визг тонул в пушистой медвежьей шубе...
У Мишки не было союзников на этой поляне. Только Галка возле березы кусала варежку и, когда собаки отлетали в сугроб, радостно кричала:
— Дай, Мишка! Дай им...
Так было в первое воскресенье. А ровно через неделю, утром, опять подъехал грузовик к дому. Петрович потрепал Мишкин загривок и подтолкнул по доскам в кузов.
— На службу, Мишка, на службу... Опять в поездах и на автобусах ехали люди с собаками. С серьезным видом вели они разговор о медвежьей охоте. Давали оценки собакам:
— Будет работать...
И хотя все хорошо понимали, что медведя могут встретить только в зверинце, все же всерьез говорили о медвежьих охотах, прикидывали, какие из собак завоюют дипломы, растаскивая на зубах Мишкину шубу.
Мишка, конечно, не знал об этих человеческих слабостях. Он скоро привык к своему положению. Каждое воскресенье собаки были одни и те же. Мишка хорошо помнил трусливых. Когда они выбегали, он ложился на спину и презрительно, не обращая внимания на громкий лай, катался по снегу. Были такие, что совсем не хотели драться. К великому огорчению хозяев, они обнюхивали флажки и пятились назад. С третьими Мишка легко справлялся, отбрасывая их лапой. Но было у него шесть или семь настоящих врагов, которых он боялся и чувствовал издали. Он хорошо различал их злобные голоса и заранее начинал метаться вдоль проволоки.
Особенно страшной была Пурга, большая пестрая сука с черными метками над глазами.
Вместе с ней на поляну выбегал и хозяин, низенький человек в старой дохе и заячьей шапке. Он не пропускал ни одного воскресенья. Он гордился Пургой и хотел, чтобы все видели, какая это собака. Пурга нападала сзади. Мишка вертелся волчком, но никогда не доставал ее лапой. Она же кусала больно и часто. Почти рядом с собакой, раскрылив полы дохи, метался хозяин.
В азарте он почти всегда терял шапку и что есть мочи кричал:
— Хватай, хватай!...
Пурга хватала, но ему было мало. И только если на снегу появлялись красные пятна, низенький человек разыскивал шапку и дрожащей рукой ловил Пургу за ошейник.
— До крови! Понимаете, кровь! — И уходил с таким видом, будто это ему удалось укусить медведя до крови.
После таких схваток глаза у Мишки мутнели, подгибались от усталости лапы. Тяжело дыша, он прислонялся к березе и начинал лизать снег. Любопытные дергали цепь, но Мишка показывал два клыка, и они разбегались. Одна только Галка могла подойти к Мишке в эту минуту. Она протягивала руку, Мишка брал Галкин палец, успокаивался и начинал сосать, причмокивая, совсем как маленький медвежонок.
...Неделю Мишка отлеживается в подземелье, зализывает царапины и укусы. По-прежнему из столовой приносят ему ведро сытного месива, а в воскресенье подъезжает к калитке машина.
— Мишка! На службу... — говорит Петрович.
И странное дело, Мишка с радостью, не дожидаясь, когда положат доски, прыгает в кузов.
Читать дальше