Павел Далецкий - На сопках Маньчжурии

Он говорил возмущенно и торопливо. Юдзо не столько слушал его, сколько смотрел на женщину, Она была молода и красива. Работница? Да, вернее всего работница…

Полицейский выслушал студента и вдруг ударил его кулаком в лицо; студент вскрикнул и пошатнулся. Девушка бросилась перед полицейским на колени, она обнимала его сапоги и умоляла о пощаде. Если их отведут в участок, если завтра их имена попадут в газету, она погибнет, потому что хозяева выгонят ее.

Полицейский, слегка наклонясь, слушал ее так же внимательно, как перед этим студента, потом схватил ее за волосы, приподнял и поставил перед собой. Второй полицейский ударил жертву кулаком между лопаток… Девушка упала, но полицейский снова поднял ее за волосы.

Полицейские окружили задержанных и повели в участок.

Юдзо остался перед воротами. Он был потрясен и оскорблен.

Идет война, завтра этот студент будет отправлен в Маньчжурию, сегодня он хотел провести ночь со своей возлюбленной. Конечно, ничего нового в налете полиции не было. Старый фарисейский обычай, который жену называет оку-сан, то есть „хозяйкой задних комнат“, а любовь считает непристойной для основания семьи. Только расчет, только сделка!

Но раньше полиция не была так разнуздана. Реакционеры свирепствуют. Везде они видят политических противников, подрывающих устои, — даже в поцелуях влюбленных.

Точно отравленный, шел Юдзо домой.

…И вот он теперь на войне. Льет дождь. Потоки воды несутся и шумят. За стеной во дворе переговариваются солдаты. Вошел мокрый лейтенант Маэяма. Хороший человек Маэяма Кендзо, но старозаветный, влюбленный в бусидо и рыцарство. Всему свое время, дорогой Кендзо, всему свое время. Старый японский мир умер.

— Вы, Кендзо, как я вижу, промокли насквозь!

— Ездил по поручению вашего отца и вымок от пояса до пят. Плащи наши коротки, а наколенников я не захватил.

Кендзо разделся. Денщик подал ему мокрое и сухое полотенца, и лейтенант быстро привел себя в порядок».

— Есть приказ, — сообщил он, — выступать дальше, несмотря на дождь. Есть новость: Куропаткин решил идти на помощь Порт-Артуру. Но с какими силами? Если со всей армией, то предстоит жестокое сражение. Еще новость: армия Оку начала высаживаться в Бидзыво. Но известия тревожны. У нас тут, в сопках, дождь и легкий ветер, а на море тайфун. Я привез генералу сообщение, что высадилось всего восемь батальонов, остальные не могут. А ведь место высадки в расстоянии перехода от Кинчжоу, где Стессель и Фок со своими дивизиями! Ваш отец сказал, что, несмотря на все успехи, наша судьба на волоске.

Маэяма надел белье, натянул штаны и сапоги.

— Третья новость связана с первой: генерал Зыков с крупным отрядом вышел к морю. Мы пойдем через горы, чтобы помешать трагическим событиям у Бидзыво…

Через два часа армия выступила. Солдаты разулись и шли босиком по вязкой глине. Дождь продолжал лить.

К вечеру Маэяма и Юдзо расстались. Юдзо присоединился к дивизии Ниси. Маэяма с разведчиками двинулся вперед.

На второй день похода тайфун прекратился. Голубое небо вздымалось над зелеными горами. Но еще продолжали бушевать потоки, еще земля была вязка. Случилась маленькая стычка с русскими.

Потери с той и другой стороны были ничтожны, но результат стычки оказался исключительно важным: в плен попал русский капитан, в кармане у него нашли записную книжку с приказом Куропаткина Штакельбергу: «Прикажите Зыкову, чтобы он сегодня же ночным маршем начал отход».

Футаки лично допрашивал пленного:

— Чем, господин капитан, вы объясняете этот приказ?

— Тем, что ваши войска угрожают нашим флангам.

— А! — сказал Футаки.

Японцы не угрожали никаким флангам русских. Русские генералы не воспользовались тайфуном и не помешали высадиться Оку.

— Хорошо. Все очень хорошо, — сказал Футаки.

Братья Цзен, старший и младший, жили в Мукдене.

Цзен-старший с детства пристрастился к поэзии и философии. Эти предметы научили его ценить вечное и относиться с презрением к преходящему. Он любил чтение, размышление и прогулки.

Цзен-младший был человеком другого склада. Его не удовлетворяла жизнь помещика, сдающего в аренду крестьянам землю. Он желал торговать и богатеть. Он торговал рисом, пшеницей, опиумом и уссурийскими мехами.

У него были магазины в Мукдене, Шанхае и Пекине.

Цзен-старший любил на словах скептически относиться к деятельности брата, но в душе одобрял барыши, долю в которых имел. Он презирал и ненавидел иностранцев и стоял на той точке зрения, что весь мир принадлежит китайцам. Правда, европейцы делают сейчас в Китае что хотят. Но ведь так уж бывало. Приходили сильные и жадные монголы, приходили сильные и коварные маньчжуры и завоевывали Китай. Однако где сейчас монголы и где сейчас маньчжуры? Есть один Китай — китайский язык, китайская наука и литература. Ненавидя европейцев, Цзен-старший утешал себя тем, что новых завоевателей постигнет старая участь. Впрочем, сейчас он старался не проявлять своих чувств, потому что в военное время опасны всякие крайние движения сердца. Тем более что с точки зрения философии и морали все преходяще, кроме красоты природы и человеческого духа.