Василий Белов - Все впереди

— Ладно, ладно, больше не буду! Убедила, сдаюсь.

Когда принесли сациви, то бишь курицу в ореховом соусе, он заказал-таки графинчик марочного коньяку. На этот раз сестра почему-то не возражала, и нарколог рассказал ей о своей поездке.

После обеда она проводила его до троллейбуса. Спросила, хитро прищуриваясь:

— А что передать в издательстве?

— Скажи, чтобы с графоманами того… бережнее.

— Почему? — глаза у сестры смеялись.

— Потому что алкоголиков и без того более чем достаточно. Адью, адью! Звони вечером.

«Совсем ничего не понимает, — с улыбкой подумал Иванов. — Ей кажется, что я влюблен в ее подругу. Сама влюбилась, ей и кажется, что и он, Иванов, тоже влюблен. А он забыл даже имя этой подруги. И ничем не переубедишь…»

Париж был далече. Да и был ли он вообще, Париж? Словно и не было в жизни ни Парижа, ни солнечного Прованса. Как будто все это просто приснилось. Что это? Разговор с сестрой не принес облегчения. Эдак не мудрено тоже стать пьяницей. Да, он пьян, и ему хочется выпить еще! Если завтра он выпьет с кем-то еще, он будет во всем похож на своих злополучных подопечных. Постой… А ее ли был тот номер в «Ситэ-Бержер»? Может, это его, а не ее номер… Тогда еще хуже. Ха-ха! Хуже… Какое имеет значение? Что в лоб, что по лбу. А как самозабвенно схватила она свою малышку. Они летели друг к дружке словно на крыльях…

В кармане плаща, уже нагретые, звякали с полдюжины украденных у государства двушек. Рабочий номер медведевского телефона то и дело всплывал в мозгу. Белая лошадь стояла в глазах. Белая лошадь расплывается в сером тумане! Он, жаждущий справедливости Иванов, слышал ее ночной топот и ржанье. Она ржала, когда останавливалась, эта Белая лошадь. «Ржала, ржать». Слово утратило свою первоначальную чистоту, оно стало выражением цинизма. Неужели дурная судьба преследует даже слова?.. Телефон сработал:

— Алло? Медведев слушает. Я слушаю вас. Кто звонит?

Иванов был в полнейшей нерешительности. Он молчал. Язык у него словно присох. В трубке послышалась ругательная скороговорка, затем длинный-длинный гудок. Набравшись духу, Иванов снова набрал номер, но теперь за Медведева ответил некто Грузь, голос которого был знаком:

— Медведев? Товарищ Медведев только что был. И весь, к сожалению, вышел.

Иванов назвал себя, но теперь Медведева и впрямь не было. Грузь не обманывал.

— С прошедшим вас, — прозвучало в трубке.

— Что, что?

Иванов покинул телефонную будку. Он старался определить, с каким праздником поздравил его Грузь, но так и не определил, поэтому пришлось купить в киоске газету. Иванов узнал, что поздравили его с Днем радио. И каких только праздников не насовано в календарь! Иванов признавал только послезавтрашний День Победы. И конечно же Новый год. Даже День Военно-Морского Флота, так почитаемый Славкой Зуевым — военным подводником, братом Светки и в общем-то единственным настоящим другом, — не вызывал ивановского энтузиазма. Девальвация праздников и наград опережает порой денежную. Во всяком случае, стремится не отставать. Где-то сейчас Зуев? В каких ныряет глубинах?

Иванов вспомнил давно прошедшие дни.

Они, эти дни, частенько вспыхивали в его памяти. Хотя и не по порядку, но очень явственно. Иные детали давно бы пора забыть. Ну, например, таракана, который жил тогда в пельменной напротив Политехнического. Помнилась и удушливая жара, связанная с… Ах, черт бы побрал, опять эта гнусная картинка. Та самая, со стрижкой ногтей. Почему она с таким отвратительным упорством сидит в памяти? Теперь вот еще этот Тулуз-Лотрек…

Иванов готовил тогда диплом и ежедневно ждал приезда жены. Она раньше его закончила институт, работала в одной черноземной области и всегда неожиданно приезжала в Москву. Конечно, Светлана ни за что не хотела примириться с потерей столицы. Она приезжала, как приезжают с ежедневной работы. Ее лучший халат и тапочки всегда ожидали ее в прихожей.

Надо сказать, что незадолго до этого Иванов оказался достойным свидетелем на свадьбе ее брата, то есть шурина. Они были дружны с Зуевым как раз в той мере, которая подразумевает возможность полной откровенности и в то же время полной необязательности по отношению друг к другу. Но такое содружество не может быть долговременным. Оба стояли перед неизбежным выбором: либо перестать быть откровенными, либо заразить друг друга обоюдными болями. И вот сразу же после зуевской свадьбы оба понадобились друг другу, почему и встретились в пельменной напротив Политехнического музея.