Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том второй

— Откуда вы знаете, что этот разговор секретный?

Мур не вышел из-за шлюпки.

— Мне показалось… Вы называли фамилию сэра Барти. Не думаю, чтобы вы могли им восторгаться. Мне очень неудобно, право, что я невольно мог услышать ваш разговор, нисколько не стремясь вникать в секреты начальства.

— Мне очень нравится ваша скромность, мичман, — сказал Головнин, — Если у меня имеется какой-либо секрет, — он может касаться и вашей судьбы.

Особенно тягостным был этот плен из-за неопределенности, в которой все время находилась команда «Дианы», Какое решение примет английское правительство? Свобода или концентрационный лагерь? Почему безмолвствовал Барти? На записку Головнина о том, что на судне окончился провиант, он не ответил. На второе, уже резкое, настойчивое письмо он прислал ответ только через две недели — несколько любезных фраз с пожеланием доброго здоровья. Это было издевательство — Барти находил забавными «претензии» Головнина.

Капитаны голландских кораблей, с которыми Василий Михайлович познакомился здесь и подружился, не скрывали своего возмущения поступками вице-адмирала.

— Никто не посмеет упрекнуть вас, мистер Головнин! Барти заставляет вас бежать, он грозит вам голодной смертью.

Возможно, были среди этих людей не только доброжелатели. Ни на минуту Головнин не забывал об осторожности. Он отвечал сокрушенно:

— У меня не хватит провизии даже на неделю пути.

Но голодный паек и действительно уже сказывался на состоянии команды. Тяжело заболел и вскоре умер шкиперский помощник Егор Ильин. Матросы отнесли его тело на дальний холм, откуда был виден сумрачный серый простор океана, и в молчании спустили в могилу тяжелый дубовый гроб. Был среди провожатых и командир, таким задумчивым и печальным никто из матросов еще не видел Головнина.

— Мы будем считать, что тебя убили, Егор, — сказал Головнин негромко, и лицо его дрогнуло, а глаза потемнели. — Русские люди узнают, что здесь, далеко от родины, на мысе Доброй Надежды, спит вечным сном убитый английскими тюремщиками русский моряк… Когда мы вырвемся из плена и придем на Камчатку — там, на родной земле, мы поставим памятник тебе, Егор, и надпись на памятнике расскажет о честном труде твоем и о тех, кто повинен в твоей смерти.

Он слышал: кто-то из матросов повторил:

— Когда мы вырвемся из плена…

Была в этих словах надежда и была нетерпеливая решимость.

Надежда и нетерпение давно не давали покоя Головнину. Вечерами пристально вглядывался он в горизонт, вслушивался в плеск зыби. Хотя бы надвинулись тучи, хотя бы грянул шторм! Погоды, как нарочно, стояли ясные, тихие, лунные; попытаться уйти в такую пору в океан было бы безрассудно…

И снова монотонным, печальным звоном корабельные склянки отсчитывали часы, сменялись вахты, приходили и уходили иностранные суда, маршировала на берегу английская морская пехота… И проходили недели.

В апреле исполнился год после того памятного дня, когда шлюп вошел в Саймонс-Бей. Уже наступил май… Пестрые ракушки и зеленоватые водоросли густо покрыли подводную часть шлюпа. Обычно они покрывают обломки затонувших кораблей… Долгими ясными ночами, глядя на горы, позолоченные луной, на зеленый холодный огонь волны, Головнин думал иногда невольно, что время сомкнулось над его «Дианой», над судьбами вверенных ему людей, будто сама морская пучина.

Но в половине мая внезапно подул желанный норд-вест и вечернее небо закрыли тяжелые тучи.

Головнин вышел на палубу, осмотрелся. Близко чернел смутной тенью вице-адмиральский фрегат. Еще днем Василий Михайлович приметил, что паруса на нем не были привязаны. Большие военные корабли, стоявшие на якорях несколько дальше, еще ремонтировались, они не могли бы пуститься в погоню. Оставалась еще одна опасность — о ней Головнин узнал по сигналам с гор, — у входа в бухту курсировали два неизвестных судна: возможно, это были английские военные корабли? Об этой опасности долго раздумывать, впрочем, не приходилось. Если будет погоня, значит, будет и бой.

Он кликнул Рикорда. Можно было подумать, что лейтенант ждал этого вызова. Он дежурил здесь же, у капитанской каюты.

— Сейчас уходим, — сказал Головнин. — Вызвать всех наверх… На марсах и реях будут работать все: офицеры, унтер-офицеры, гардемарины, рядовые… Пусть расположатся на палубе незаметно. Соблюдать полнейшую тишину… Мы выйдем из бухты под штормовыми стакселями.

— Есть! — радостно воскликнул Рикорд и, словно самого себя уверяя, добавил тихо: — Я верю в счастье…