…В кают-компании «Дианы» вот уже третий день было и весело, и шумно. Со всех кораблей — военных, купеческих, промысловых, что стояли в Петропавловской гавани на Камчатке, — к шлюпу спешили гости. Были среди них флотские офицеры, шкиперы промысловых судов, вечно странствующие, видавшие виды купцы, были и простые матросы… Не только все начальство этого дальнего бревенчатого городка, вставшего форпостом России на берегу Тихого океана, явилось на «Диану» с торжественным визитом. Шли сюда грузчики гавани, рыбаки, охотники, оленеводы — все, до кого дошла весть о возвращении корабля, который уже давно считался погибшим… И некоторым важным персонам не особенно нравилось, конечно, что здесь, на шлюпе, вахтенные с одинаковым радушием встречали и крупных чиновников, и простых людей, однако об этом распорядился командир, и никто из гостей не посмел бы ему указывать. Все же старый важный чиновник, щеголявший французским прононсом, не сдержался, заметил:
— На палубе шлюпа, Василий Михайлович, я видел простых мужиков… Они братаются с вашими матросами!
— Очень приятно, — сказал Головнин. — Это русские встречают русских.
Чиновник усмехнулся:
— На берегу я видел и камчадалов. Кажется, и они собираются на корабль.
— Разве? — с интересом спросил Головнин. — Почему же вахтенные не пригласили их? Я сам приму камчадалов, да, в этом салоне!
Чиновник заерзал в кресле и беспокойно оглянулся на дверь.
— Может быть, немного позже?
Головнин подумал насмешливо: из аристократов! О, сколько их, высокомерных черствых людишек, встречалось ему в Петербурге, в Лондоне, в Капштадте. Не скрывая иронии, он сказал:
— Не удивляйтесь, милостивый государь… Совсем недавно в кресле, в котором вы сидите, также непринужденно сидел «дикарь»… Это было у острова Тана, в группе Ново-Гебридских островов. Должен сказать вам, что он, вожак первобытного племени, вел себя безукоризненно.
Кто-то из гостей прыснул от смеха, а в чайном стакане, который чиновник держал в руке, серебряная ложечка тонко, певуче задребезжала. Головнин не расслышал, казалось, этого смеха и не заметил, что сухопарый аристократ мгновенно вспотел, лысина и лоб его покрылись испариной, губы и щеки побелели. Продолжая рассказ о дальнем походе «Дианы», Головнин сказал:
— Сколько буду жить на свете, никогда не забыть мне той встречи на острове Тана… Безвестные люди на маленьком островке, затерянном в просторах океана, подали нам, незнакомцам, в решающие для нас трагические часы руку помощи и дружбы. Они могли бы этого не сделать. Они имели все основания встретить нас, европейцев, беспощадной войной потому, что англичанин Кук, побывавший на этом островке до нас, начал с того, что обстрелял мирное туземное селение из пушек. Он, конечно, не думал о тех мореходах, которым придется прийти сюда после него. Древняя пословица говорит: кто сеет ветер — пожнет бурю… Кук посеял здесь ветер. Нам предстояло пожать бурю. Мы были здесь первыми белыми людьми после него и пришли на таком же корабле. Островитяне не знали разницы между англичанами и русскими. Они знали только одно, что в океане скитаются жестокие белокожие бродяги с таинственным оружием, извергающим огонь и дым, и что эти бродяги без разбора грабят и убивают… Не удивительно ли, что это уже обиженное европейцами племя не пошло на нас войной? От мыса Доброй Надежды нас отделяло 5910 миль, или 10 340 верст, и на дальнем пути были и страшные грозы, и штормы, и шквалы, и холод полярного Юга, и тропический зной, и, конечно, суровый, очень суровый труд. И все время каждый из состава экипажа получал только одну треть пайка… Понятно, что означало для нас прибытие к острову Тана — встреча с хозяевами этой малой земли… Нет, мы ни разу не зарядили здесь пушек. А когда отправлялись в дальнейший путь — наши чернокожие друзья плакали, прося нас не уходить, остаться… Без плохого намека, с гордостью могу сказать вам, милостивый государь, да, в этом кресле, в офицерском салоне «Дианы» сидел вожак племени с острова Тана — отважный и простосердечный Гунама, о котором у меня останется добрая память навсегда.
— Однако вы сами называете тех островитян дикарями? — язвительно спросил чиновник. — И разве в этом слове нет презрительного или хотя бы пренебрежительного оттенка? Я не поверю, чтобы вы считали дикарей людьми…
— Я их считаю людьми. Можете этому верить.
— Они не имеют понятия даже об азбуке!..
— А разве у нас, в России, все знают азбуку?
Читать дальше