Андрей Дугинец - Стоход

Нарезать борозды надо тоже умеючи, чтоб вода в них не застаивалась, а быстро уходила с полей. И дед Конон делал это безупречно. Гриша даже залюбовался ровными, чистыми, словно подметенными веником канавками, остававшимися за плугом деда. Соскучился старый пахарь по вольной работе на земле, истосковался и теперь отводил душу за все утерянное, за все несбывшееся в долгой неудачной жизни.

— Что, Сибиряк, чужую землю пашешь?

Дед и внук так увлеклись работой, что не заметили, как подошел к ним высокий хмурый человек с винтовкой на плече и пистолетом за поясом.

Старый Конон поднял глаза, вдруг натянул вожжи, остановил коня и, как подкошенный, сел на плуг.

— Ле-о-ов-ка! — узнав бывшего полицая, протянул Гриша и выронил кнут.

Он хотел сказать что-то еще, но не мог, словно Левка опять, как тогда в кабинете коменданта полиции, заткнул ему рот шарфом. Сухой, туго скрученный комок застрял во рту и не давал свободно дышать. Не шевелясь и не сводя глаз со своего заклятого врага, Гриша стоял за спиной деда.

— Ну! — холодно и люто уставились на Гришу чем-то тяжелым налитые совиные глаза. — Как пальцы? Зажило, как на собаке?

Гриша отвел глаза, чтобы скрыть свою ненависть, и спрятал правую руку в карман: не хотелось, чтоб этот гад, разбивший вместе с пальцами все самые отрадные надежды, еще и теперь глумился, любовался своей «ловкой работой».

— Теперь можешь играть на гармошке, сколько влезет! — дразнил Левка.

Гриша невольно глянул под ноги своего врага и увидел сапоги. Порыжевшие, избитые, но те самые, подкованные железом сапожища, которые растоптали его гармонь. Стало холодно, жутко. Вспомнились слова Левки: «Змею можно посадить за пазуху, если вырвать жало». Потом хруст пальцев под железным каблуком и резкая огненная боль. При этом воспоминании правая рука Гриши вздрогнула. От пальцев до локтя пробежали мурашки. Он сжал кулак, но не вытащил его из кармана.

«Налетела бы милиция!» — стиснув зубы, подумал Гриша.

Он не просто думал о милиции, а мысленно перенесся к деревянному дому районного отделения и, глядя на вывеску, как на икону, молил, уговаривал начальника скорее догадаться и прискакать на Чертову дрягву. Но вокруг, насколько видел глаз и слышало ухо, не было ни топота скачущих коней, ни говора людского, ни даже птичьего щебета.

Ехидно улыбаясь, Левка вошел в борозду, сел на свежий пласт против деда и нарочито громко спросил:

— Ну, как без панов, без хозяев?

Надо было бы смолчать, уклониться от прямого ответа. Но дед Сибиряк не умел притворяться, криводушничать.

— Обходимся. Обходимся, — в тон Левке ответил он.

— Не радуйся! — злобно процедил Левка. — Не долго вам пановать, гонять нас по корчам!

Только теперь дед Конон заметил Барабака, стоявшего в лозняке, опершись на винтовку, приставленную к ноге. Барабак смотрел в сторону села, видно, караулил своего напарника.

Тут дед Конон испугался еще больше. Ни разу в жизни он не был в таком безвыходном положении, как в эту минуту.

Безоружный встречался с медведем. В болотистом лесу напоролся когда-то на разъяренного подстреленного кем-то дикого кабана и целую ночь уходил от него, по веткам перебираясь с дерева на дерево. Да чего только с ним не случалось! Но каждый раз в сознании оставалась хоть маленькая надежда на спасение. А сейчас не было никакой надежды остаться в живых, а главное — спасти внука. Весь район знал об изуверстве бывшего графского стражника Барабака и его сподручного Левки Гири, которые после бегства панов занялись бандитизмом.

— Ты, хлопец, иди погуляй, — повелительно сказал Левка Грише. — Мне с дедом потолковать надо.

Гриша хотел возразить, но в горле все еще стоял сухой шершавый ком. Не в силах что-нибудь произнести, он отрицательно мотнул головой в знак того, что никуда не уйдет, и заслонил собой деда.

— Убирайся! — Левка нахмурился и вынул из-за пояса большой черный пистолет.

— Да бог с тобой, Левко! Что хлопец понимает? — кротко заговорил дед Конон. — Иди, Гриша, не бойся: на такого старого дурня пан пожалеет патрона.

Левка ухмыльнулся и победно глянул на Барабака. А дед тем временем подтолкнул Гришу и, строго посмотрев в глаза, шевельнул длинными седыми бровями: в сторону села, мол, беги.

Гриша направился было к лозняку, но Левка крикнул:

— Погуляй с паном Барабаком, а то ему скучно одному.

Пришлось подчиниться.

Когда Гриша отошел, Левка тихо, зловеще пробурчал деду Конону:

— Верни моей матери корову.